И он ушел, робко ступая босыми ногами по раскаленному песку.
«Трепанг». вернулся через час. Леночка была чем-то взволнована, но старалась за внешней беспечностью скрыть свои чувства. Семен держал себя уверенно, как всегда. Подойдя к якорю, он похлопал ладонью по скобе.
– Что ни говори, а работенка трудная, – сказал он.
В ответ якорная скоба жалобно заскрипела.
Вечер выдался необычно душный, но в сухой траве уже по-осеннему грустно трещали сверчки. Августовские звезды срывались и беззвучно падали в море. Луна еще не взошла, только над горами гранатовым соком растекалось ее сияние.
Леночка ушла с Семеном на мыс любоваться Феерическим зрелищем полнолуния. Борис тоже куда-то исчез, а Славка занялся проявлением отснятых кадров. Последняя пленка получилась на редкость удачной. Но вопреки ожиданиям это не принесло Славке обычной радости. Было почему-то немного грустно.
Прищепкой для белья Славка прихватил пленку к электрическому проводу, вытер тряпкой руки и прислушался.
– у.у.у.у… – донеслось откуда-то, словно из трубы.
Тоскливый звук то поднимался до предельно высокой ноты, то постепенно падал, переходя в глухой стон. Звук отдаленно напоминал судовую сипену. И была в нем тревога.
Славка вздрогнул. Не сразу сообразил, откуда слышится стон. Перешагнув через ведро с водой, он вышел в коридор. Так и есть, опять этот мальчишка!
Распахнув дверь Леночкиной комнаты, Славка остановился. В комнате было темно. Он нащупал выключатель и зажег свет. В углу висел прозрачный чехол с Леночкиными нарядами. А на кровати, обхватив руками коленки, сидел Валерка. Он тихо завывал и покачивался всем телом, как маленький мусульманин, совершающий намаз, или просто как человек, которого постигло большое горе. Щеки его были мокры. Слезы бежали по немытому лицу, оставляя на коже .розовые дорожки.
Славка подошел к кровати, подхватил мальчишку на руки и понес к себе в комнату. Там Славка посадил его на стул и задумался. Что делать с ним дальше? Конфет у себя он не держал, слов утешения Валерка не услышал бы все равно... И тем не менее Славка заговорил. Заговорил убежденно и горячо.
Мальчишка смотрел на Славкин рот с таким вниманием, словно старался постичь смысл его вдохновенного монолога. Но скорее всего Валерку привлекало быстрое движение губ. Он перестал плакать, чуть склонил голову набок, изредка похлопывая длинными, как у матери, ресницами, слипшимися от слез.
– Честное слово, парень, не стоит разводить сырость, – говорил Славка, положив руку мальчишке на плечо. – Жить – это здорово! Ты только погляди за окно. Скольно в мире красок, запахов, звуков...
Славка осекся и почесал затылок.
– Прости, я забыл, звуков ты не услышишь, но что делать. Ты не услышишь плеска воды в лужах и весеннего грома – это верно, но зато сможешь увидеть потрясающую синеву океана и зодиакальный свет над Гавайскими островами, ты будешь есть трепангов в Иокогаме и пить березовый сок где-нибудь в самых верховьях Енисея. В конце концов, у каждого свои радости и печали. И все же ты убедишься, радостей на земле гораздо больше, чем бед.
Славка не обращал внимания на то, что в комнате он один. Принимать в расчет глухого мальчишку было Нельзя. Но он говорил, весело поблескивая близорукими глазами, яростно разрубая воздух ладонью.
– Жаль вот только, что хороших людей, мы замечаем реже, чем плохих. С добром легко свыкаешься, принимаешь его как должное, а вот к злу привыкнуть нельзя, потому что оно противоестественно. Я тебя очень прошу, парень, не будь злым, иначе проглядишь всю красоту мира. – Он доверительно хлопнул мальчишку по плечу. – Ну как, договорились?
И вдруг Валерик улыбнулся. Улыбнулся впервые за все время. Славка сгреб его в охапку и в порыве какого-то безотчетного чувства, похожего на благодарность, крепко прижал к груди.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.