***
Все шло как по маслу. Зависали на высоте метр-полтора. Взрывники связывали ящик и валун (чтобы груз под лед быстрее шел), поджигали бикфордов шнур и в открытую дверь сталкивали «заряд» за борт. Иванов кричал: «Готово, отлетай!»
Машина резко уходила вперед и вверх. Через две минуты раздавался взрыв. Расчет Гиндина был точен: взрыв снизу, из воды, крошил льдины в крупу.
Минут за сорок сбросили первую порцию — десять ящиков. Вернулись на берег за следующей. Потом — за третьей. На сей раз порцию решили увеличить — пятнадцать ящиков и пятнадцать валунов.
Настроение у всех было отличное. Вьюшин хохотал:
— Ну, теперь премия от братьев-строителей. Без вертолетчиков им жизни нет. (Так уж, наверное, устроен человек: в буквальном смысле слова сидит на взрывчатке и не думает об опасности.)
Она пришла неожиданно.
Взрывники подожгли очередной шнур. Иванов открыл дверь. Раскачали ящик с привязанным валуном. Бросили. Может, тот, кто держал ящик, выпустил его на миг раньше, чем товарищ расстался с валуном. Может, наоборот. Ни одна комиссия теперь не определит этого. Но... ящик полетел по одну сторону колеса, валун — по другую. Три ряда толстой проволоки обхватили колесную ось. Взрывчатка с привязанным к ней камнем повисла под машиной, словно боксерские перчатки в витрине спортивного магазина. А шнур горел. Становился короче и короче. Язычок огня подбирался к детонатору все ближе и ближе.
Взрывники первыми поняли, что происходит. Они кинулись в глубь кабины и замерли, считая про себя секунды. (Не каждому суждено быть героем!) А секунды действительно шли. Сорок... Пятьдесят...
— Что замешкались? — спросил Кожарский у Вьюшина.
— Иванов, что там?! — крикнул тот. Иванова в кабине не было. Еще мгновение назад, словно пригвожденный, он стоял в дверях, немигающими глазами вперившись в укорачивающийся шнур. Потом он плашмя кинулся на крошечную треугольную площадочку — откоси ну между фюзеляжем и колесом. Уцепился руками за проволоку: «Вытянуть!» Но проволока застряла между гайками, и вытянуть ее у Иванова не хватало сил.
...Огонек все полз по шнуру.
Были бы под рукой кусачки или хотя бы нож — шнур можно перерезать. Но в руках у Иванова не было ни того, ни другого.
Он попытался перекинуть камень на ту же сторону, где болтался ящик. Валун был тяжелый — килограммов двадцать пять. И тащить его Иванову было неудобно: сам еле-еле держался на площадке. Василий дернул за проволоку так, что в глазах пошли круги.
...Родной поселок Голуметь, что в двухстах километрах от Иркутска. И мама? А потом авиационный техникум. Жена. Полугодовалая Иринка. Кожарский, с которым летал и в Киренске, и в Нижнеудинске, и в Витиме, и в Бодайбо, и в Маме. Сейчас Кожарский опять, наверное, спрашивает: «Что там замешкались?»
...Огонек все полз по шнуру.
Конечно, можно спрыгнуть на льдину — до нее метра полтора — и бежать, бежать, не оборачиваясь. И, наверное, удастся убежать, пока рванут эти тридцать три кило, а за ними триста пятьдесят, что лежат в фюзеляже.
Это было даже не мыслью, а каким-то мгновенным инстинктивным чувством, от которого Иванова всего передернуло. Круги перед глазами прошли, и он опять рванул за валун.
Тот медленно перевалил через ось, стукнулся об ящик и увлек его в прорубь.
— Готово! Отлетай! — крикнул Иванов и стал заползать в кабину.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.