У нас, в армии, положено: прежде чем начать разговор с начальником, следует представиться — кто ты такой, зачем прибыл. Для ясности. Для быстрейшего решения вопроса. Поскольку я военный человек, отступить от правила не могу. Поэтому представляюсь вам, други мои, и докладываю:

— Лейтенант Коршунов. Летчик. Месяц назад закончил авиационное училище. Имею намерение рассказать про первый свой вылет на боевом истребителе. Про то, что в этом вылете случилось со мною...

А случилась, прямо скажем, не совсем красивая история.

Вылетел в зону. Набрал шесть тысяч метров высоты. Огляделся вокруг. Простора сколько! Воздуха! Света! Над головой голубое с зеленым отливом небо. Под крылом матушка-земля с ее красками, тенями и* полутенями. Широко раскинулись разноцветные полосы полей, лугов и лесов. Зеркальными осколками блестят озера. Серебрятся жилки рек. Узкими ленточками тянутся дороги. Замшевыми пятнами лежат населенные пункты, заставленные крохотными коробочками домов.

Нет, чтобы понять, что творилось у меня в эти минуты на душе, надо непременно увидеть все это с большой высоты и непременно быть летчиком.

Сделал я вираж и вижу: сзади истребителя тянется белесоватый, с барашковыми завитушками след инверсии. Огромный круг лег передо мною. И такой, знаете ли, геометрически правильный, словно начертали его гигантским циркулем. Рядом с первым кругом лег второй. Получилась восьмерка. И я пошел выписывать всевозможные фигуры в горизонтальной и вертикальной плоскостях. За каких-нибудь пятнадцать минут разрисовал всю зону. Подумалось, что на мою нерукотворную работу смотрит весь мир. Все люди. Старые и малые. Особенно мальчишки. Застыли на месте. Впились широко раскрытыми глазами в небо. Сердечко готово выскочить из груди: «Вот это да! Вот это зрелище!»

Быть может, так мне подумалось потому, что подобное испытывал я сам в детстве. Заметив в небе самолет, провожал его пристальным взглядом. До тех пор, пока он не растворялся в синеющей выси. И страшно завидовал летчику, который управлял этим самолетом. Считал его самым счастливым и самым храбрым человеком на земле. И ужасно хотел быть похожим на него. И вот, видите, добился своей цели. Признаться, где-то в тайниках души мне хотелось хвастнуть перед мальчишками. Подзадорить их. Смотрите, мол, пацанва, и завидуйте! Смелее идите к заветной звезде, и ваши сокровенные мечты сбудутся.

Себя же я считал уже вполне зрелым воздушным бойцом. И другие люди, гражданские, не искушенные в тонкостях авиационного и военного дела, глядя на мои погоны с двумя звездочками, считали меня закаленным и бесстрашным: офицер, да еще летчик,— это же кремень!

Только вот в полку, куда я только что прибыл, поглядывали на меня до обидного снисходительно. Дескать, жидковат еще. Глина. Быть может, по этой причине, прежде чем выпустить на боевом истребителе, долго возили меня на учебно-тренировочном. Придирались к каждой мелочи, испытывали. Спасибо подполковнику Марченко. Тот проверил и сказал: «Можно пускать самостоятельно».

Но как бы там ни было, я пилотирую «боевой» не хуже заправского летчика. И уж, конечно, в грязь лицом не ударю. После очередного переворота через крыло, круто направил истребитель в пике, разогнал скорость и лихо, энергично взял ручку на себя. (Показывать пилотаж, так показывать!) Потемнело в глазах. Многопудовая тяжесть навалилась на плечи. В голове мелькнула и тотчас же погасла мысль: «Только не потерять сознание!» Когда снова появился свет, я увидел перед собой вертикально задранный в небо нос самолета. Истребитель свечой вонзался ввысь. Бросил взгляд на приборы: стрелка скорости неудержимо описывала циферблат. Вот черт! Забыл дать обороты. Левая рука впопыхах резко, почти рывком двинула рычаг управления двигателем вперед до упора. И тут произошло непредвиденное: сзади раздался хлопок. Потом второй. Третий. Самолет задрожал, словно по фюзеляжу кто-то молотил батогами.

Чувствую: вот-вот истребитель свалится в штопор. Чтобы этого не случилось, накренил его на крыло, опустил нос, дал набрать скорость и вывел машину в горизонтальный полет.

В голове рой мыслей. Что случилось? Почему тишина? Почему нет тяги? Что, двигатель выключился? Да, выключился. И выключил его я сам: резко дал газ. Вот это новость!

По спине поползли холодные мурашки. Пугала не только внезапная остановка двигателя. Пугало безмолвие, непривычное, угрожающе холодное. Я вдруг почувствовал себя одиноким, беспомощным, оторванным от всего мира. И чтобы скорее отогнать эту мучительную изоляцию, связать себя вновь с землей, с людьми, я поспешно нажал на кнопку передатчика радио и закричал:

— Амур! Я двадцатый. Остановился двигатель.

Наверное, я закричал во все горло. Потому что сразу же услышал голос руководителя полетов подполковника Марченко, который, не торопясь, размеренно, как будто ничего особенного не произошло, дважды передал:

— Двадцатый, спокойно, спокойно.

И, чеканя каждое слово, стал диктовать мне, что следует сделать, чтобы подготовить двигатель к запуску в воздухе.

Я сделал все, что требовала земля. Потом направил истребитель в сторону аэродрома и повел его с небольшим углом планирования, сохраняя скорость. И интересное дело: страх исчез. Я перестал испытывать противную и мучительную беспомощность. Как будто Марченко своим невозмутимым тоном голоса незримо передал из рук в руки спасительное спокойствие и твердую веру в свои силы.

Появились веселые мысли. Стал думать: а не запустить ли мне самому двигатель? Зачем мне нужна посторонняя помощь? Что я, не летчик?

Сказано—сделано. Рука потянулась к переключателю, поставила его на отметку «Зажигание в воздухе». Яркой точкой вспыхнула сигнальная лампочка. Порядок! Теперь надо открыть стоп-кран. Открыл. И, чтобы не захлебнулся двигатель вновь, стал медленно передвигать вперед сектор газа. Обороты начали расти. Самолет обрел прежнюю силу тяги и понес меня к аэродрому.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.