Когда машина выбралась на шоссе и «ЗИЛ», за которым мы шли, свернул налево, я крикнул шоферу:
— Приятель, гони!
Вера осторожно подошла к окошечку и сказала Дусе что-то по-своему, по-бабьи. Машина резко рванулась, и мотор запел на самых высоких нотах.
«Еще двадцать минут, еще двадцать минут»,— различал я в шипящем скольжении колес.
Я могу встретиться в больнице с тем гадом, которому сломал челюсть.
Скоро выпишут Маклакова. Завтра я украду бюкс для него.
Мы так и не поблагодарили шофера, который нас вытянул.
Грохот движения временами усиливался и мгновенно ослабевал — это проносились встречные машины. Их словно отбрасывало ветром.
«Еще десять минут, еще десять минут»,— улюлюкал ветер. Вера сидела примолкшая и бледная. Вдруг она спросила:
— Мы снова будем готовить немецкий вместе?
Я удивился ее спокойствию и обрадовался.
— Конечно,— поспешно ответил я.— Мы снова пойдем в парк на ту скамеечку и поставим коляску с нашим Димкой в тени, а ты будешь гонять меня по всему словарю.
— А Димка будет реветь. И ты ничего не выучишь и будешь злым.
— Ничего. Немецкий вперемежку с международным «у-а-а-а» — это даже забавно.
— А ночью будет то же самое, и все ночи будут такими же. И ты будешь чертыхаться, я знаю.
— И все-таки институт я не брошу. Вера пожала мне руку. Я снова увидел улыбку на ее бледном лице.
— Это мне и хотелось услышать,— сказала она.
— Правда?
— Конечно, глупенький!
Она была моим гениальным двойником, и поэтому мне часто не удавалось понять ее до конца.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.