Возможен ли «электронный врач»?

Потянулись долгие месяцы размышлений и раздумий. И, как всегда, когда бывало трудно, когда поиск, казалось бы, заходил в тупик, Евгений Алексеевич обращался к философским книгам. Они уводили мысль в область абстракций и обобщений, они учили думать спокойно и сосредоточенно, сопоставляя факты, отыскивая среди массы явлений общую связь, и возвращаться снова к собственному опыту. Перелистывая работы античных философов, Сельков снова наткнулся на мысль Гераклита о том, что первопричиной мира и всех процессов, протекающих в нем, есть огонь и что все испытывается огнем. Мысль этого древнего материалиста звучит в наше время наивно, но она почему-то запала в сознание исследователя. Все от огня, все испытывается огнем...

А что если «испытать огнем» сыворотку крови, то есть подвергнуть ее легкому прогреву в водяной бане? А другой образец той же сыворотки не трогать, оставить нативной – так, как есть? А потом сличить их. После долгих опытов был найден оптимальный режим прогрева.

И тогда ученый встретился с таким явлением: исследуя два образца сыворотки крови одного и того же здорового молодого человека, выяснил, что молекулярная структура одного препарата резко отличается от второго. У старого человека эта разница значительно меньше. Если же в результате длительной и тяжелой болезни структура молекул белка приобрела стойкие изменения, то прогрев ее не дает существенного отличия.

Дело в том, что, как выяснили Сельков и Балыгин, молекулярная структура белка сыворотки крови меняется и с возрастом и с заболеваниями. Причем чем серьезнее и длительнее болезнь, тем структурные превращения, результаты этих изменений устойчивее. Разумеется, разные заболевания по-разному сказываются на структуре молекул. Следовательно, если изучить эти превращения, выяснить степень изменений и их стабильность, можно судить о состоянии организма, о том, здоров ли он или болен и чем болен. И, мало того, можно обнаружить заболевание даже в самой начальной стадии его развития.

Так появилось открытие, известное под названием «феномена Селькова – Балыгина». Оно было сделано в 1936 году.

– Я еще перед войной написал докторскую диссертацию по этой теме, но так и не защитил ее, – вспоминает Евгений Алексеевич. – Представьте себе, не нашлось оппонентов. Медики пеняли на физиков, а физики говорили, что они в медицине ничего не понимают. Биофизика тогда переживала эмбриональный возраст. Пришлось написать другую, чисто медицинскую.

И дальнейшей судьбе своего открытия автор рассказывал не слишком охотно. Весь вечер мы не спеша гуляли по Ленинграду. Мягкий, теплый снег падал, лениво укладываясь в сугробы, выстилая асфальт скрипучей подстилкой и тая под колесами автомобилей.

Я люблю бродить вечерами по этому большому городу, люблю рассматривать старые и очень знакомые, мажущиеся даже одинаковыми фасады с низкими подворотнями и с несчетным числом труб на крышах старых домов, люблю почерневшие граниты каналов и старый чугун оград, люблю далекий простор Невы и серую густую воду в проталинах, и вздыбленные ледоколами, вмерзшие обломки льда по всей реке. Я бываю здесь не так уж часто, и, может быть, поэтому город настраивает мои чувства на лирический лад, навевает литературные образы из Достоевского, из Пушкина...

«Когда для смертного умолкнет шумный день, и на немые стогны града полупрозрачная наляжет ночи тень и сон, дневных трудов награда, в то время для меня влачатся в тишине часы томительного бденья...» Я знаю, что моему спутнику близки эти строки, и потому напоминаю о них. Я знаю, что ученый провел много томительных ночей, он шел по родному городу один, шел тяжелой, изменившейся походкой, шел, не узнавая улиц, не замечая прохожих... Было и такое время в жизни Евгения Алексеевича Селькова.

Он мне рассказывал, что родился в «самом богатом» месте России. Нет, не там, где создаются материальные ценности, или зарождаются научные идеи, или произведения искусства. Нет. Он родился во дворе банка Российской империи против золотых кладовых. – Прочили, богатым буду. Он видел, как во двор вкатывались кареты, окруженные сердитыми и важными жандармами с шашками наголо, будто охраняли самого царя. Мальчик смотрел и не понимал: зачем царю столько золота? А дома взрослые говорили, что далеко в Сибири, где добывают это золото, царские солдаты по велению государя стреляли в рабочих. И тогда мальчик возненавидел тяжелые . золотые слитки. Он мечтал уехать в деревню, где за дядиной избой в баньке стоял настоящий микроскоп, подаренный школьным учителем (единственный микроскоп на всю волость!), и рассматривать в него крылышки бабочек, внутренности червей и лягушек, травинки и пестики цветов...

Он помнит революцию в Петрограде, помнит фронт против Юденича и тифозных красногвардейцев, которых он, юноша-санитар, вывозил в переполненные госпитали, и себя в тифозном бреду. Он помнит энтузиазм созидания новой республики и радость первой научной диссертации. И когда разразилась новая война, он вместе с другими ленинградскими врачами-добровольцами ушел на призывной пункт.

...Снег все падает и падает. Евгений Алексеевич останавливается и снимает шапку. И я вижу, как сосредоточенность сменяется на его лице какой-то лукавой, идущей от озорства улыбкой. А хлопья снега оседают на голове – их совсем незаметно на его волосах – и капельками соскальзывают со щек. И улица наполняется вдруг шумом. И краски на фасадах домов становятся ярче, как в цветном кино. Тепло. Скоро весна.

– Что было дальше? Это не так уж важно. Я предпочитаю думать о том, что будет дальше, что еще можно сделать и в каком направлении должна работать мысль, важно, чтобы в душе постоянно теплился огонек вдохновения.

– И, кстати, если не хотите, чтобы этот огонек угас, – общайтесь, мой друг, с философами. Они не только откроют вам тайны мышления и воспитают постоянную потребность думать. Они научат вас сортировать факты, отбирать главное и очищать его от шелухи...

И а окраине Ленинграда, в старом парке, расположились корпуса больницы и Института экспертизы трудоспособности (ЛИЭТИН). В лабораториях этого научного учреждения профессор Сельков возобновил свои исследования и в течение последних десяти лет работал над углублением метода, над совершенствованием прибора и накапливанием фактического материала. Многое пришлось начинать сначала. После войны остались только ворох журналов с научными публикациями и отзывы ученых.

Известный онколог, член-корреспондент АН СССР профессор Н. Н. Петров писал: «...Я успел убедиться в том, что получаемые этим методом данные, помимо их теоретического, интереса, могут иметь совершенно реальное практическое значение, являясь добавочным диагностическим указанием наряду с другими клиническими данными, получаемыми при изучении раковых больных». Эту свою точку зрения профессор Петров позднее подтвердил дважды. Другой крупный ученый, директор Ленинградского нейрохирургического института профессор А. Л. Поленов, имея в виду свою область медицины, заявил: «...Практика применения данного метода физического исследования ликвора и сывороток крови заставляет полагать, что для нейрохирургии этот метод может иметь немаловажное значение в диагностике некоторых заболеваний центральной нервной системы, которые, как известно, представляют большие диагностические трудности». Это мнение разделяет и директор Психиатрической клиники 2-го Ленинградского медицинского института профессор Р. Я. Го-ланд: «...Полагаю, что открытие феномена Селькова – Балыгина имеет большое теоретическое и практическое значение для клиники душевных болезней».

Но диэлектрометра не осталось. Во время войны его вывезли из осажденного города, и он где-то затерялся. Уехал и соратник Селькова – инженер Балыгин. Многое нужно было начинать заново.

Я не буду утомлять читателя подробностями творческой биографии ученого. Вера в свою научную идею, умение отыскивать единомышленников и сподвижников помогши Евгению Алексеевичу добиться успеха. Вместе с кандидатом технических наук Анатолием Сергеевичем Данским и электромехаником завода «Красногвардеец» Владимиром Иосифовичем Иодасом он создает более совершенный прибор с новой схемой и проводит целую серию исследований, подтверждающих правильность идеи.

Одновременно профессор Сельков работает еще над тремя направлениями, ведущими к той же цели – опережающей диагностике.

Один из них – параэлектрофорез, который в отличие от обычного электрофореза даёт не только количественный, но и качественный анализ белковых фракций, что является несравненно более тщательным диагностическим показателем.