Рассказ
Помните вы свою первую... Нет, не любовь. Командировку. Да, да, поездку с командировочным удостоверением и подотчетной суммой в кармане – со специальным заданием служебного назначения. Так называл командировку первый в моей жизни главбух, имевший склонность к точности формулировок.
Помните?
Впрочем, если ничего особенного в эту вашу первую вышеозначенную поездку не случилось, то могли и забыть.
Я помню. Потому что у меня случилось.
«Когда легковерен и молод я был...» Естественно, в то время, а это произошло семь лет назад, был я и легковерен, и молод, и зелен. Судите сами: закончил техникум, взяли меня, восемнадцатилетнего, в солидное учреждение. В отделе нашем не было сотрудника, оторвавшегося от меня меньше чем на десяток лет. И вот – командировка.
Когда я возвратился из нее, то в первый же вечер сел сочинять письмо. Длинное, на пятнадцати страницах. Чуть не лопнул конверт. На конверте моя рука начертала адрес, который до командировки не значился у меня в блокноте. Тут же ночью выскочил на улицу, пробежал три квартала к почтовому отделению и бережно опустил тугой конверт в тумбу, похожую на холодильник «Днепр».
На другой день сотрудники по отделу поздравили меня с первым крещением и благополучным возвращением, а девушка из бухгалтерии положила на стол зеленоватый листок бумаги и сказала:
– Заполняйте авансовый отчет. И смотрите, чтобы все сходилось.
Я внимательно изучил бумагу с одной стороны: «Назначение аванса», «Остаток предыдущего аванса», «К утверждению», – потом с другой: «Дата – порядковый номер документа – кому, за что и по какому документу уплачено». И принялся заполнять графы.
Сначала все шло гладко. Поезд туда, поезд обратно. Из блокнота я вытряхнул билеты, квитанцию за койку в заводском общежитии. Что еще? Все восемь дней я завтракал и обедал в рабочей столовой, а на ужин покупал булку и двести граммов колбасы.
У соседа по столу, пожилого плановика, я спросил, как обозначить в отчете оплату койки в общежитии, и он, не отрываясь от разграфленной простыни-ведомости, проворчал:
– Квартирные.
Больше беспокоить его я не отважился, и в этом была моя роковая ошибка. Ну что бы стоило задать еще один вопрос, только один! Но я не задал.
«Питание» – записал в разделе «кому, за что». Булок и колбасы решил не упоминать, перемножил завтраки-обеды-ужины на восемь дней и проставил сумму. Подсчитал на клочке промокашки, сколько «итого», – не хватает. Поезд, квартирные, питание – все правильно. Но получил я в кассе, уезжая, на шестьдесят пять рублей больше, чем набралось на бумаге. Что же еще?
Вот видишь! В кино-то я ходил? Конечно, на другой же после приезда день я пошел в кино. Еще задержался допоздна в цехе: испытывали новый станок, – пришел в общежитие, устал и хотел лечь выспаться. А потом принял душ– и решил сходить в кино.
Я вписал:
«12 августа. Посещение кино. Три рубля».
Как хорошо, что я не лег тогда спать, а пошел и принял душ! Двенадцатого августа, в кино, я познакомился с Верой...
Она сидела как раз позади меня, и моя голова мешала ей смотреть. Она наклонялась то туда, то сюда, а потом негромко попросила меня пригнуться в какую-нибудь одну сторону. Я оглянулся и спросил, в какую. Она улыбнулась и сказала: «В правую». Когда зажегся свет, я не мог выпрямить шею, словно мое ухо приварили к плечу. Она засмеялась...
Сосед-плановик защелкал на счетах, и я вернулся к действительности. Вот еще, размечтался! Я вздохнул и придвинулся к зеленой бумажке.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.