Знакомое лицо

- Ничего, и главнее есть.

- Жалко, что он такой. Ведь рассказывали же, как он прошлой весной эшелоны встречал. Помнишь, про спальные мешки? Это по - комсомольски, по - боевому. Я и думала...

- Ничего не было, - сердито оборвал ее Ленька. - Соврали, небось, про мешки. Или спутали. Разве такой чинуша додумается до этого?

Захаров опять заворочался. История, о которой они говорили, действительно произошла прошлой весной, и он втайне гордился ею и любил, когда об этом вспоминали. История же была вот какая. Когда на станцию Степное один за другим стали прибывать эшелоны с добровольцами, для Захарова началось сумасшедшее время. Он был хороший организатор, но тут выкручивался с трудом. Тысячи людей по призыву партии двинулись в новые края, и всех их надо было принять, устроить, накормить, одеть, потому что костюмы у многих из них были вовсе не для сибирского климата. И Захаров как - то ухитрялся все это наладить. Но даже у него вдруг опустились руки, когда из эшелона, прибывшего из Одессы, бойко выпрыгнул на снег паренек в сером летнем пальто, с небольшим чемоданчиком и гитарой в руках. За ним посыпались из вагона другие юноши и девушки, веселые, задорные, боевые...

- Как? Разве у вас еще зима? - беззаботно удивились они.

Захарову пришлось добывать валенки и шубы для легкомысленных одесситов. Но одежды всем не хватило, и тут Захаров вспомнил, что в районе есть туристическая база. Он помчался туда, забрал все спальные мешки и в этих мешках развозил по совхозам, МТС и колхозам новоселов.

Эта история принесла ему веселую славу. Даже секретарь обкома, позвонив как - то ночью, спросил смеющимся голосом:

- Ну, как твои туристы? - И похвалил за находчивость.

Захаров гордился этим, а вот теперь какие - то юнцы, видите ли, сомневаются, чтобы такой...

Захаров встал с кровати и подошел к окну, чтобы шугнуть полуночников. Но они, видимо, и сами уже собирались уходить.

- Закурим на дорожку, - сказал один из них.

Зажатый в ладонях огонек спички на миг осветил профиль девушки с прядкой волос, торчавшей из - под платка, сверкнул искорками в глазах Леньки и погас. Тихо, удаляясь, затренькала балалайка, и все замолкло.

«Где я видел это лицо?» - подумал Захаров. Он постоял у темного окна и снова лег. Но сна - ни в одном глазу. Теперь одна мысль беспокоила его: где он видел это лицо - курносое, молодое, задиристое? Это надо было непременно вспомнить... Он начал думать о том, что предлагали молодые трактористы. Карты не было под рукой, но он ясно представил расположение полей, те участки, которые упоминал сегодня в конторе Степан Мохов. Нет, все - таки он, Захаров, был, конечно, прав. Сделать так, как они предлагали, было бы невыгодно... Но прав ли он был, отмахнувшись от них? Ведь они тревожились, думали, искали, как сделать лучше! Их по - хозяйски заботило общее дело, а он накричал на них... «Вы здесь люди новые, чужие», - вспомнил Захаров, и ему стало неудобно: ведь они видели в нем представителя государства, Советской власти, партии. А он ничего не понял и вел себя, как самый заправский чинуша: не рассуждать! Не поэтому ли с такой обидой смотрела на него эта Маша?... Он оскорбил их...

Захаров заворочался, потянулся к графину, но вспомнил, что стакана нет, и крякнул с досады.

«Пустяк, - успокаивал он себя, поворачиваясь к стене, чтобы заснуть наконец. - Ну, поершились немножко, головы у них горячие, молодые...» Но в глубине души он чувствовал, что это вовсе не пустяк. Видно, о чем - то забыл он в повседневной суматохе неотложных дел.

Освоение новых земель для него - это просто гектары, центнеры, простои тракторов, нехватка запасных деталей, грозные телеграммы из области - только одни новые заботы. А для них это подвиг. Целина!... Как много слилось для них в этом слове!

Вот где был его просчет! В сутолоке будничных забот он забыл о той великой цели, ради которой по зову партии приехали сюда эти юноши и девушки. Эта прекрасная цель не давала им спать, успокаиваться, она сияла в их глазах. Как он не понял этого?

И вдруг Захаров вспомнил. Это было так неожиданно, что он сел на кровати, отбросив шершавое одеяло... Эти горящие глаза, эти задорные молодые лица - да это же он сам был таким когда - то! Вспомнил! Вьюжная ночь, самодельные факелы, от которых тускнеют звезды в небе, возбужденные лица, обрывки веселых, боевых песен... А вокруг степь, пустая и голая. Ни дома, ни огонька. Только алое полотнище треплет ветер и факелы вырывают из тьмы неровные буквы: «Комсомольский привет строителям Магнитки - первенца социалистической индустрии!» И когда смотришь на этот лозунг, взметнувшийся над пустынной степью, глаза начинают гореть и сердце вот - вот выскочит из груди. Горы хочется ворочать!... А тут какой - то чинуша брюзжит: «Вы здесь люди новые, чужие...» Ах, как нехорошо!... Это его молодость приходила к нему сегодня, а он ее не узнал...

Теперь Захаров окончательно понял свою ошибку. Он' должен был бережно поддерживать, разжигать этот огонь в их молодых сердцах, а не гасить равнодушием. Пусть они ошибались, но почему же было не подумать вместе с ними, не поискать новое, правильное решение?

«Утром поговорю с ними, - подумал Захаров, - непременно утром». Он встал, накинул пальто и вышел на крыльцо. Было уже далеко за полночь. Все спало. Над крышей мастерских висел рогатый месяц. В его сиянии поблекли и растаяли звезды, и только одна желтая большая звезда упрямо подмигивала на краю неба. «Вот же врут!» - глянув на нее, вспомнил Захаров и засмеялся.