Война была во дворе разбитого дома, на улице, затопленной битым стеклом, в голосе израненной старухи, и эта война фронтовикам казалась здесь, в городе, страшнее, чем на передовых: она разрушала не только стены, рвала на куски не только тела людей - их руки, ноги, животы она разрушала все представления привычной жизни, неприкосновенности человеческого гнездовья - кварталов и квартир.

Опять зароился вверху чужой мотор, и тотчас свистнул стабилизатор и грохнуло близко.

- Сейчас вторая, осторожней, - сказал Алексей Людмиле, вернее самому себе.

Отвратительное ощущение бессилия и тоски соединилось вдруг с такой злобой, что он непроизвольно, вспомнив о пистолете, рукой нащупал кобуру. Она была расстёгнута, и это остудило его пыл. Он улыбнулся: догадался, что это Котька лазил, не мог сдержать честного пионерского.

- Где наши? - спросил он Людмилу.

- В убежище. Это в саду, в посёлке Рудольфа.

- Туда даже заходить неудобно. Военные люди...

- Называется: взяли отпуск!

Жёлтые копны огня низко полыхали за домами сразу в семи местах, охватывая полукругом улицу Матюшенко.

С трудом разыскали они, по приметам, на задворках запущенного сада убежище, в котором скрывалась тётя Оля с детьми. Они открыли дверь, и на них зашикали. Свет коптилки неровно озарял строение из некрашеных досок и фанеры и бледные лица мирных жителей. -

- А мы, тётя Оля, на фронт - сказала Людмила, протягивая ключ через несколько голов.

- Сидите тут, - сказала тётя Оля. - Зажурились?

- «Майор», - шутливо нахмурилась Павличенко, - не надо спорить.

Она испытывала неловкость, не зная, как объяснить хозяйке свой внезапный отъезд, похожий на бегство. Как ей сказать, что всё испытанное сейчас хуже смерти, что эта тоска выметала их из города немедленно, чтобы духу их тут не было, вот только...

И в эту минуту короткий свист, и страшное давление воздуха, и что - то громоздкое в ушах - звук, ощущаемый изнутри глазными яблоками. И самое успокоительное: шорох сыпавшейся сквозь доски земли...

Котька заплакал. Он просто не понимал, что случилось. Он проснулся в темноте. Он слышал возню и дрожащие голоса взрослых, кому он привык доверять свой страх, а в маленьком сердце его всё рвалось от ужаса.

- Спичку! Спичку!

Кто - то зажёг спичку, кто - то искал на земле коптилку. Потом её зажгли. И в ужасе не за себя, за детский испуг - тетя Оля укачивала Котьку на груди, как совсем крошечного, и не знала, как успокоить:

- Это папа бьёт фашистов... Глупый, не бойся... Слышишь: бум, бум!...

Она испуганно прислушивалась вместе с маленьким. Ухали зенитки.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.