Живая степь

Итак, обратимся к цифрам и фактам.

Угодья Нижне-Кундрюченского опытно-показательного охотничьего хозяйства раскинулись на 75 тысячах гектаров. Более половины этой площади занимают пашни. Остальная – под пастбищами, сенокосами, лесами, лесополосами, насаждениями кустарников, болотами, водоемами, песчаными пустошами и так далее. Как видно из перечисления, хозяев у этой земли несколько и каждый занят своим делом: одни выращивают пшеницу, кукурузу, виноград, содержат животноводческие фермы; забота других – лес, водоемы. Охотохозяйство, таким образом, выступает как бы вторым совладельцем уже распределенных угодий и снимает с них (да простят меня зайцы, фазаны и прочая наша меньшая братия за жестокий слог!) второй урожай.

Естественно, подобный дуализм, кроме положительных сторон (более полное использование природных ресурсов), имеет и свои отрицательные аспекты. Интересы совладельцев не всегда совпадают, а порой даже вступают в противоречие. Но об этом после. Сейчас же хочется рассказать о технологии становления охотничьего хозяйства в высокорентабельное дело, которое, кроме дохода, дает отдохновение душе и тому, кто любит побродить с ружьишком, и тому, для кого всего дороже вид просто бегущего по полю зайца или табунка проносящихся над рекой уток. Пусть это не покажется странным, но разговор пойдет о том, как охота способствовала восстановлению и обогащению дикой природы.

Директорствовать в Нижне-Кундрюченское охотничье хозяйство Борис Алексеевич Нечаев приехал в январе 1967 года, имея за плечами пятнадцатилетний стаж работы в двух заповедниках, где трудился после окончания биофака Ростовского университета. Приехал с молодой женой, недавней выпускницей того же факультета, и полугодовалыми сынами-близнецами. Хозяйство ему досталось аховое. Охотничье – только по названию. Безалаберный отстрел живности, который тут велся ранее, так подорвал ресурсы дичи, что встретить живность считалось большой удачей. Так что радужные планы на будущее, которые рисовал Нечаев сослуживцам, сталкивались с искренним скептицизмом.

Положиться он мог только на свои теоретические знания и накопленный опыт да тех немногих своих помощников, которые если и не до конца верили в его рассказы, то уж, во всяком случае, были верными защитниками природы и в этом благородном деле согласны были идти с ним до конца.

Схематично последовательность работ, выполненных этим небольшим коллективом (в охотохозяйстве всего двадцать человек), выглядела так.

Двадцать пять тысяч гектаров лучших охотничьих угодий (это третья часть всей территории хозяйства) были выделены под два воспроизводственных заказника, где запрещалась ружейная охота и лишь в определенные сроки ведется отлов дичи для расселения. На остальной территории охота разрешалась согласно общим правилам.

На территории заказников были созданы особые зоны покоя, где с первого апреля по первое сентября запрещалась не только охота, но и сенокос, выпас скота, сбор ягод, грибов, лов рыбы даже удочками, нахождение туристов и посторонних лиц. Зоны покоя – это, по сути дела, заповедники, под которые было отдано 1350 гектаров лесных охотничьих угодий, пойменные заросли и болотистые заливы Северского Донца. Эти по большей части бросовые, ни к чему не гожие площади должны были стать родильными домами всей той живности, которой в будущем предстояло заселить территорию хозяйства. А для того, чтобы живность «поняла», что здесь ее дом, в зонах покоя создавались комплексные подкормочные площадки, где устанавливались кормушки, поилки, солонцы, галечники, а вблизи – искусственные порхалища. В период бескормицы звери и птицы всегда могли найти тут сено люцерны и зерновые отходы. Отходы, так называемое «мертвое зерно», к чести колхозов, отпускалось охотохозяйству бесплатно.

Стали егеря закладывать плантации толинамбура – земляной груши, – листья, стебли и корневища которого круглый год охотно едят лоси, олени, кабаны, косули, зайцы, фазаны, куропатки.

Создав необходимые условия для обитания и размножения животных и птиц, можно было начать работы по расширению их видового состава.

В урочище Журавская Огибь было выпущено 438 фазанят, привезенных из Майкопа. Заросли пойменного леса, богатого ежевикой, терном, боярышником, пришлись переселенцам по душе. Их поголовье быстро увеличивалось, а потом фазаны уже самостоятельно стали заселять окрестности. Так в самом центре Ростовской области возник естественный фазанарий, хотя раньше на донской земле эти птицы не водились.

В 1973 году из Херсонской области сюда привезли для акклиматизации пару диких кроликов. Кролики сбежали из вольера и на воле стали так бурно размножаться, что через четыре года потомство той парочки можно было отлавливать для расселения в других районах.

Потом Нечаев завез сюда сурков, некогда обитавших в здешних степных балках, но уже лет пятьдесят назад полностью изведенных человеком. На своей древней родине зверьки прижились. Как прижились белки, которые здесь ранее не обитали.

Дикая природа пластична и на заботу человека отзывчива.

Вместе с ростом поголовья дичи, которую завозил сюда человек, стали появляться виды, пришедшие самостоятельно. Сначала из соседних областей перекочевали лоси, потом – кабаны. Сейчас последних расплодилось так много, что они даже вредят, разоряя по весне гнездовья фазанов, куропаток, крякв и других птиц, гнездящихся на земле.

Стала расти численность вяхиря, горлицы, кряквы, цапли, грачей. На территории хозяйства загнездились такие редкие птицы, как филин, орел-карлик, балобан. На пролете тут останавливается даже скопа.

Другими словами, поголовье дичи росло не по отдельным видам, а в комплексе увеличивалась численность всей совокупности животных, обильнее и разнообразнее становилась вся природа.

И как часто это случается, успехи рождали новые проблемы. Существующая в природе закономерность – чем больше дичи, тем больше хищников – превращала заказники и зоны покоя в рассадники массовых хищников: лисиц, енотовидных собак, ворон, сорок, бродячих собак и кошек. Созданное трудом человека изобилие зверья превратилось для неожиданных нахлебников в скатерть-самобранку, которая без усилий с их стороны сытно кормила зайцами, утками, фазанами, куропатками. И человек был вынужден объявить массовым хищникам войну, так как вполне мог обойтись без их «санитарной» роли. Только для редких пернатых хищников было сделано исключение: воспроизводству дичи их разбои не опасны, зато действительно способствуют оздоровлению популяции.

Обо всем этом рассказывал Нечаев, пока наш «газик» петлял полями и перелесками в поисках живых иллюстраций к его словам. Но я не сделал бы столь подробного отступления в охотохозяйственную область, если бы не реплика Бориса Алексеевича, брошенная вскользь, но тем не менее запомнившаяся. Досыта насмотревшись на бесчисленных зайцев, куропаток и фазанов, я сказал ему, что прежде такое обилие дичи встречал только в Чехословакии и Венгрии, которые славятся постановкой охотничьего дела. Нечаев комплимента не принял, а повернул разговор вот как:

– Если с умом подойти, то при наших просторах и возможностях мы не то что любую державу, а всю Европу можем обскакать в этом деле. Стоит треть территории страны отдать, как в нашем хозяйстве, под заказники, птицы и звери получат более семи миллионов квадратных километров угодий с идеальным режимом для размножения.