Стрелки часов на Спасской башне Кремля показывали ровно 11 часов 30 минут вечера, когда инженер Несмелов вышел из подъезда Исторического музея и свернул на площадь Революция.
Только что кончился неожиданно нахлынувший бурный летний ливень. Ослепительно ярко горели прожекторы на крыше Гранд-отеля. Они заливали своим светом гладко отполированный асфальт площади, и на ее влажной черной поверхности как на глади тихого озера отражался ночной город.
Несмелов остановился у темной стены Музея и снова (в который уже раз!) представил себе вид этой площади сотни лет назад.
Последние дни он упорно рылся в архивах Музея, перечитывал пожелтевшие записки иностранцев, побывавших в России, с лупой в руках кропотливо изучал старые планы Москвы.
Их было несколько. Первым попался в руки план, составленный в 1 674 году Ериком Пальмквистом, военным агентом при шведском посольстве. Затем были тщательно изучены чертеж Москвы Исаака Массы и план царевича Федора Годунова. Особенный интерес представлял сигизмундовский план, на котором Москва была дана как бы с птичьего полета. Но графических этих изображений все же было недостаточно, для того чтобы ясно представить себе границы «Поганой лужи».
Тогда на помощь были призваны записки Адама Олеария, чешского путешественника Таннера, польского офицера Маскевича, французского шпиона Навиля и архидьякона Павла Алеппского, сына антиохийского патриарха Макария. Долгий и кропотливый труд был вознагражден сторицей.
... Несмелов стоял у стены Исторического музея. В боковом кармане пиджака лежали его заметки. Но, даже не заглядывая в них, он ясно представлял себе площадь Революции такой, какой она была четыреста лет назад.
Если подняться ЧУТЬ повыше по Царевой улице (теперь улице Горького) и встать лицом к Кремлю, на высоком, поросшем лесом Тверском бражке (Огарев переулок) четыреста лет назад, перед зрителем открылась бы необычайная панорама.
Налево, там, где Неглинка крутой дугой поворачивает на север (теперь здесь площади Свердлова и Революции, фонтан, прожекторы Гранд-отеля и стеклянный шар трамвайной остановки), широко разлилась «Поганая лужа» - вонючее гнилое болото, всемосковская мусорная яма. Сюда «возят из дальних окольных дворов стерво и всякий скаредный помет», и десяток смрадных ручейков со всех сторон впадает в «Поганую лужу».
Несмелов стоит у стены Исторического музея. Перед ним, на перекрестке улицы Горького и площади Революции, попеременно вспыхивают огни светофора: зеленый, желтый, красный.
Четыреста лет назад здесь был переброшен через Неглинку Воскресенский мост. У моста скрипели своими колесами водяные мельницы. На взгорье левого берега стояли Курятные, или Львиные (потом Воскресенские, Иверские), ворота. Они были пробиты в стене Китай-города и вели на шумный торг Красной площади. У ворот, в Курятном ряду, шла бойкая торговля птицей.
А дальше, на правом берегу (теперь здесь Манеж и дом Коминтерна), вдоль Мехового болота, тянулся Обжорный ряд. У съестных лавок, у харчевен и пирожных с утра до позднего вечера толпился народ, дымились выносные очаги и тяжелым смрадом весло от болотной трясины «Поганой лужи».
Несмелов тщательно проследил и всю дальнейшую историю «Поганой лужи».
В конце XVIII века на месте нынешнего Метрополя стоял большой «Банный двор». Река Неглинка была отведена в канал. Его берега облицовали камнем, и чугунная решетка шла вдоль его набережной. Это было излюбленное место для прогулок московских франтов.
Потом Неглинку перекрыли каменными арками, гнилое, вонючее болото засыпали землей и заместили булыжником.
На теперешней площади Революции встало красное кирпичное здание Городской думы. Сюда подъезжали на своих рысаках «отцы города», чтобы в конце года неизменно отметить в «Известиях городской думы»:
«Никаких общих вопросов, связанных с благоустройством города, в Городской думе за истекший год не возбуждалось».
А чуть дальше, на месте теперешней площади Свердлова, был устроен огороженный канатом плац-парад. На плац-параде маршировали войска и ранним утром под барабанную дробь прогоняли сквозь строй провинившихся солдат.
Плац-парад прожил долго. Только в 1910 году на его месте разбили сквер.
Наконец, в последние годы, уже в советской Москве, площади залили асфальтом, и прежняя «Поганая лужа» превратилась в теперешние площади Свердлова и Революции с их полированным зеркалом асфальта.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.