СЕНТЯБРЬ на исходе. Мучительное и прекрасное солнце позже всходит, в полдень оно чуть - чуть холодней. Глубокими вечерами неожиданно приходят и уходят короткие дожди, и ветер треплет ржавое железо крыш. Это осень. Самая обыкновенная, русская осень.

В редакции Екатеринославской комсомольской газеты «Грядущая Смена» сегодня утром в первый раз сторож затапливал печи. Сегодня осень, сегодня собираются, чтобы поговорить основательно и кряжисто. Гвоздь повестки собрания редколлегии - юнкоры.

Юные корреспонденты. Нужно собрать заинтересованных, пишущих, нужно еще взрезать, поднять к работе богатый и полнокровный, молодежный ленинский пласт.

Осенью хорошо работать! Хорошо идти прямой и тенистой Брянской колонией, мимо ослепительного купола пустующей церкви, подняться по узенькой железной лесенке и спуститься к «проходным» воротам, отыскать в железных криках, в доменном, огненном сиянии закопченную и прокуренную комнатуху, где собрались юнкоры. Обсуждают. Записывают. Блокноты.

О, эти блокноты! Маленькие жалобные книги. Маленькие бумажные РКИ. Тут все найдешь. Про непокорного мастера (непременно «держиморда!»), чуть ниже - косолапыми буквами сколочены верные, рабочие слова про «мариков», которые в океанах и морях ведут советский дозор, а сбоку - потрясающая, страстная приписка о «гаде», пролезшем в Комсомол и где - то за далеким, кирпичным цехом, где начинаются большой бурьян и заводский пустырь, силой целовавший проходившую молодую работницу, силой разрывавший дешевую ситцевую кофту. «После этого ни одна девушка не вступит в КСМ, а нам женский элемент нужен, как заводу нашему нужны уголь и железо».

Это в одном засаленном блокноте, а если посмотреть в каждый листик, в каждое слово, можно разглядеть, почувствовать и понять, что юнкор не только пишет маленькие заметки - это такой мощный и громадный сердцебой, сдвиг, когда о каждом гвоздике, о ржавеющих кусках железа и душах человеческих пишет в стенгаз, в газету, в прокуратуру, куда угодно, но только одно, - чтобы достигнуть правды. Юнкоры - правдоискатели. Не те, что когда - то искали правды, бредя от одной монастырской колокольни к другой. Нет! Юнкоры, Комсомол - ленинские правдоискатели.

В первых числах октября начались конференции юнкоров. Осень в расцвете. Дни пошли сухие, ветреные, к вечеру небо мертвецки синело. Осень, самая настоящая осень.

Владимир Вельмин - прекрасный товарищ и комсомолец. Редактор. В воскресенье зашагал, далеко - верст 5. Надо пройти мост, один из самых стройных и красивых мостов на юге. Под мостом массивный и темнеющий Днепр.

А вечером, в кругу товарищей, рассказывал, как крыли и хвалили газету. У Вельмина есть старая цитра: нет двух струн. Вельмин затягивает песни, какие обыкновенно на шляху поют бандуристы. Он смотрит на собеседников и поет. Это - признак. Конференция прошла хорошо.

Через три дня еще одна районная конференция. Собирались юнкоры в холодной и большой комнате. Было всего человек 50. Детально обсуждали доклад редакции. Нападали, громили, вспоминали грехи работников и завотделов. На конференции гость: секретарь губкома. Товарищ Сазонов принимал участие в работах конференции так же горячо, как я, и все остальные.

Еще и по сей день комсомольский актив (правда, не весь), не считает юнкоровскую работу союзной работой, по сей день это считается «письменной забавой». Эта конференция была сдвигом в отношении ребят к юнкорам.

Мне пришлось идти с рабфаковцем. Шли мы по Новодворянской улице, в 20 и 21 г. всю улицу заняла Чека, со своими солдатами - латышами, а теперь это была самая тихая и самая разрушенная улица. Особнячки одноэтажные и двухэтажные с облупившимися дворянскими вензелями с крапивой и бурьяном до вдрызг разрушенных окон. Тут, у столба, под светом электрического фонаря, рабфаковец прочел письмо, полученное им с обратным адресом на какую - то глухую станцию:

«Милый друг и товарищ!.

Меня выгнали из фабзавуча, выгнали из общежития тоже - за заметку. Мне очень хочется кушать. Вышли, если можешь, немножко денег. Хочется приехать к вам, пожаловаться некому тут, а поезда идут, редко когда останавливаются». Письмо было очень трогательное, наивное и длинное.

И, прощаясь со мной, он сказал:

- Юнкор - всегда на страже.

Рабфаковец ушел, но в руках осталось письмо. И мне почему - то вспомнилась фотография, присланная из Криворожского уезда. Там, в уезде в шахтерских поселках - там работа трудней, там идет упорная борьба с «обрезом», дуло которого из железа; но у юнкоров есть копье - верное и на смерть поражающие - ленинская железная уверенность.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.