Рассказ
По Калининской тундре и по Тиманской тундре катались ветры на коротких охотничьих лыжах, подбитых оленьим мехом. Ненецкое солнце село на ленивого белого медведя и уехало спать в свой теплый чум. А из сугроба выкарабкалась медленная луна и покатилась, как блюдце, над тундрой, присматривая за звездным своим стадом.
Над тундрами и над ветрами, над зайцами и оленями летел маленький самолет, высматривая в сумраке посадочные огни Черного Камня. Короткие и тонкие, как мышиный писк, сигналы радио сообщили в стойбище, что везет самолет письма, газеты, посылки и веселую русскую учительницу по имени Варя, которая возвращается с Большой Земли в соседнее стойбище Серого Камня.
Соседнее стойбище — триста километров. Хоть каждый день туда чай пить ходи! Ямал, Ямал — немеряный, неласковый, в снега закутанный — ты белый олень, что вышел напиться к северному морю...
Черная тень закрыла на миг звезды, самолет прокатился по твердому насту и замер между костров, отдуваясь гарью. В овальном светлом пятне появился черный силуэт. Замер, всматриваясь в фигуры в малицах, гуськом идущие от костра.
Высокий, медлительный, в очках, на стеклах которых повторился желтый отблеск пламени, вышел вперед, поднял широкое лицо, спросил неуверенно:
— Рыжая?
— Мишка, тюлень! — закричал сверху девичий голос и весело засмеялся. — Замерзаю, сними же меня с этой проклятой железки!
Постреливали бревна от жестокого мороза, трескучая ночь сгущалась над стойбищем Черного Камня. В маленькой комнате при школе пузатый никелированный чайник урчал на медленном огне, книги на полке тускло поблескивали своими пыльными корешками. Перед открытой дверцей печки сидела на низкой скамейке рыжеволосая хрупкая девушка в черном свитере, протягивала к углям озябшие пальцы. Поодаль, вытащив на середину комнаты старую качалку, неведомо как попавшую а стойбище, сидел, вытянув ноги, учитель Мишка, спрятав в большой ладони крошечный чубук черной ненецкой трубки.
— Ты совсем стал ненцем. Мишка... Трубочка, тобоки... Мишка усмехнулся, потянулся за спичками.
— Как там наши, Верюха?
— Вот жизнь веселая, — сказала негромко девушка. — Живем рядом, а собираемся в Ленинграде... Тебя кто интересует: наши, которые здесь, или наши, которые там, в Ленинграде?..
— Вообще... — сказал Мишка и покраснел. Глядя в огонь, добавил: — Соскучился я по вас... И по тебе соскучился. Что ты смеешься?
— Я не смеюсь, — сказала девушка. — Я просто улыбаюсь... Так кто же тебя интересует из наших?
Учитель потянул за дужку очков, подышал на чистые стекла, стал медленно и тщательно их протирать.
— Мишка, ты прости меня... — сказала девушка, глядя в огонь. — Я больше не буду...
Учитель растерянно и смущенно повернул к ней свое смуглое от мороза лицо.
— Я больше не буду, — повторила девушка, грустно усмехнулась. — Ну, что ты так смотришь? Я же знаю, о ком ты спрашиваешь...
— Откуда ты знаешь? — растерянно сказал учитель.
— Я все знаю, — сказала девушка и снова усмехнулась. Вялой рукой провела по лицу, точно снимая невидимую паутину с глаз. — Я была у Нины. Она разошлась с мужем...
Учитель близоруко прищурился.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.