Пират стоял перед Бабичем молодцевато. Он снова приобрел свой независимый, немного снисходительный вид. Он был трезв, как стеклышко.

— Это еще надо доказать, товарищ полковник, — сказал Пират, смело глядя в лицо Бабичу. — Может быть, я просто катался в ночную пору...

Ах, жизнь, жизнь! Что же она собою представляет? Надежду! Одну надежду, и больше ничего. Надежду на справедливость, надежду на снисхождение, надежду на случай, надежду на удачу... Благородный порыв толкнул Пирата на честный шаг, но, даже сделав этот шаг, он надеялся схитрить, чтобы получить наименьшее из того зла, которое сам себе приготовил. Он пришел раскаявшийся, с голой, страшной правдой, требуя самому себе наказания. Но уже через минуту он стал торговаться, и надежда выторговать побольше выпрямила его и сделала снова сильным и уверенным.

И стук его деревяшки, когда он ушел, настойчивый и веселый стук, звучал у меня в ушах какой-то залихватской прибауткой: «Жизнь — это надежда, жизнь — это надежда, жизнь — это надежда...»

Глава тринадцатая

Смерть — не сметь!

Маяковский.

Умер старик Зотов. Так и не дождался своего юбилея. Напрасно лежали теперь в клубе большие красивые полотнища с белыми и золотыми буквами: «Привет старейшему представителю рабочего класса в день его семидесятипятилетия!». Напрасно стоял никому теперь не нужный двухметровый портрет старика, изображенного с молодецкой грудью и в черном пиджаке, в котором он никогда не ходил.

Юбилей этот ему готовили пышно. С некоторых пор наши заводы словно захвастали своими стариками. То металлургический, то машиностроительный, то судоремонтный устраивали вечера, посвященные своим старым, кадровым рабочим. Будто какое-то поветрие пошло — праздновать стариков.

Коснулось это поветрие и нас. Не знаю, как это делается — Зотов не был, кажется, самым старым человеком на заводе, — но день рождения его приходился раньше других, и было решено справить его юбилей...

Растерянно озираясь, директор клуба бродил по пустому, холодному зданию, наполненному до краев именем покойного старика. Умер Зотов неожиданно.

Владислав Лукошко сидел в своей комнате и сочинял о китайских розах.

Настольная лампа стояла на подоконнике, чтобы не занимать драгоценной площади стола. Абажур ее упирался в окно.

Данилыч пришел поздно, пришел бодрый, даже веселый.

— Лампу обязательно раскокаешь, — сказал он Лукошке. — Я тебе подставку сделаю под нее...

— А, юбиляр! — обернулся Лукошко. — Поздно что-то сегодня.

— Наше дело молодое! — подмигнул старик и покрутил ус, как молодой. — Ну, как твои цветочки? Дышат?

— Дышат, Данилыч, — ответил Лукошко и вернулся к работе.

Зотов еще что-то пробормотал, открыл форточку и пошел к себе. Спать.

Рано утром Лукошко ушел из дому готовить статью к юбилею. Часа в три он примчался на заводской машине за каким-то блокнотом и увидел старика мертвым.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• …
• 19
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.