И вдруг к Тане пришли студенты. Пришли в день рождения, третьего января, когда ей было особенно грустно, потому что- где-то застряли письма из дома и день казался темным и бесконечным. Не уместились на белой тумбочке свертки, пакетики, купленные от щедрого сердца на студенческую стипендию.

Таня смутилась:

— Зачем? Ничего мне не надо.

— Это на всех,— просто сказала Люда Бойченко.— Отпразднуем день рождения.

В палате стало уютнее и будто теплее, и Таня заулыбалась, впервые за последние годы.

— Таня,— сказал ей Толя Гуденко,— тебе надо учиться. Поступай в заочную школу. Поможем. Получишь аттестат зрелости, поправишься — и в наш институт. Договорились?

Теперь не томят ее бесконечные темные дни. И время стрелою летит: сколько надо прочитать, выучить за день! И в жизни есть цель — выздороветь, получить аттестат зрелости, поступить в институт. Вот только в какой: в медицинский или педагогический?

В одном отделении с Таней лежит семилетний Сережка. У него звонкий голос, озорные глаза. Быть бы ему задирой и непоседой, если

бы не болезнь. Сережка — сирота. «Ни одной родной души в целом свете»,— вздыхали сердобольные нянечки. Вздыхали... Теперь никто так не скажет. Как, бывало, боевые полки усыновляли мальчишек, так Одесский педагогический назвал своим сыном Сережку.

Не один Сережка — сын института. Во второй половине дня, когда окончены лекции, в палаты 5-й Одесской больницы приходят студенты. Они еще надевают в вестибюле халаты, а детишки уже приподнимаются на кроватях, достают торопливо из тумбочек подаренные институтом буквари и задачники, раскладывают тетради.

— Здравствуйте, дети,— начинает необыкновенный урок Таня Сугацкая.— Кто вспомнит, что было задано?

И сияют глаза ребят, и тянутся руки... Так изо дня в день, терпеливо, с любовью, подвижнически.

...Потом я попал на занятия юношеской математической и детской спортивной школ, организованных на общественных началах при институте. Смотрел хороший документальный фильм «Наши будни», созданный любительской студенческой студией. А к концу дня все-таки встретился с Борей Стречнем.

На спортплощадке шел матч поручному мячу между педагогическим и политехническим институтами. В команде педагогического, на правом краю, и играл комсорг. Среднего роста, чуточку худощавый блондин, он не был похож на артиста Столярова в кинофильме «Цирк». И не математиком оказался Стречень, а студентом «физвоса».

Конечно, я болел за «своих». И недаром: ребята здорово «клали» мячи. К перерыву счет стал 12:6 в нашу пользу. После каждого удачного броска какой-то веселый болельщик в ажиотаже выкрикивал: «Вот это задвижка!» А потом что-то «сломалось» в игре. За полминуты до заключительного свистка «политехники» сравняли счет. И тут под неистовый рев трибун Стречень, пройдя по краю, отпасовал мяч в центр, снова получил его и точным броском, в падении, послал в ворота. Игра была сделана.

Со стадиона шли вместе. Говорили о литературе, потом почему-то перескочили на кибернетику, в которой он явно разбирался лучше меня. Я «подсмотрел», что Стречень голубоглазый. Глаза его то задумчивые, спокойные, то вдруг такие в них запрыгают веселые искорки, что кажется, зальется сейчас серьезный комсорг мальчишеским смехом и крикнет всей улице: «А ну, кто быстрей добежит до самого моря?! Раз, два, три...» Наверное, таким же веселым и боевым, богатым физическими и духовными силами, должен быть космонавт-семь, имени которого мы пока что не знаем. И космонавт-восемь, и девять... и двадцать... Потому что из таких, как мой спутник, простых парней выковываются железные люди.

Темнело. Дерибасовская засияла огнями. День кончился. И подумалось вдруг, что, пожалуй, самое интересное, самое важное из того, что увидел и узнал я в этот наполненный впечатлениями день,— люди. Обыкновенные, но значительные, не представляющие себе жизни без того нового, что вчера мы еще называли ростками коммунистических отношений.

Это уже не ростки — густые, буйные всходы.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.