— Дело читал. Подсудимой Ивонне Ильиничне Рузаевой идентичный вопрос задавался на суде. Отвечать она на него отказалась. А ты молодец,

Кириллов. Глубоко роешь. Чего только выкопать хочешь? Клад, что ли?

– Кости, – ответил Степан Николаевич хмуро. И это было правдой.

Весь день Леснев-младший провалялся в постели с таким ощущением, словно его выпотрошили. Мир потускнел, потерял краски. Казалось, весь мир теперь помещался в голове, а голова была пуста, как футбольный мяч, из которого выпустили воздух. Так он чувствовал себя лишь однажды – когда умерла мать. Ему тогда было восемнадцать. В тот день он решил поступить в медицинский институт. В ту пору горького, безысходного отчаяния он находил утешение только в одном: в исступленной уверенности, что он что-то сможет, что-то такое, что до сих пор было не под силу другим, что он найдет средство справляться с той болезнью, от которой умерла мать, и с другими, перед которыми часто отступают врачи. Сегодня он понимал, как был глуп тогда в своей юношеской самонадеянности. Он и сейчас помнит то чувство ненависти, с каким слушал нылкинского терапевта; тот с умным видом втолковывал матери, что ее болезнь – пустяк, а перед отцом распространялся чуть ли не как поп, который, закатывая глаза, бормочет, что «все в руке божией». Трагедия заключалась в том, что болезнь была действительно пустяковой. Сейчас Славка знаком со статистикой и знает, сколько людей погибает от пустяковых болезней. Тут еще, правда, многое иногда зависит от личности самого больного, от того, на какую почву попадают вирусы.

...Чуриковский токсин излился на почву, подготовленную для посева. И случилось то, что должно было случиться.

Незадолго до прихода отца с работы Славка Леснев вытащил из холодильника бутылку водки, колбасу и какую-то соленую рыбку. Когда хлопнула входная дверь, в бутылке оставалась ровно одна треть содержимого. «Клубок змей», шевелившийся в его голове, приутих немного, мысли, казалось, обрели стройность, и он почувствовал себя готовым к ответственному разговору.

— Невозможно представить, – сказал отец, неодобрительно оглядев натюрморт с бутылкой, – что происходит?

— Об этом я должен спросить тебя, папа, – ответил Славка, наполняя стопки. – Я очень хочу знать, что происходит.

— Ты пьешь. Другого я не вижу. Поссорился с девушкой?

— Про девушку мы еще поговорим, – пообещал сын. – И вообще нам, кажется, надо поговорить по-мужски, без обиняков и экивоков. Ты не волнуйся, я не побегу никуда и не стану произносить жалкие слова. Просто я хочу понять... Может быть, после этого я уеду. Завтра, например.

Отец подсел к столу, повертел стопку и отодвинул ее от себя. Лицо у него было растерянным. И Славка увидел, что он сильно сдал за последнее время. Резче обозначились морщины у глаз, да и сам он как-то поблек, осунулся, обмяк. Но почему яге он, сын, заметил это только сейчас? Да, он был занят Люськой, Люськой, Люськой... Отца видел урывками, обменивался с ним несколькими незначащими фразами по утрам, и на этом все кончалось.

Отец отодвинул стопку и выжидательно поглядел на сына.

А тот сказал:

— Хочу все знать...

— Невозможно представить. Ты пьян.

— Это следствие, – сказал сын. – Причина в тебе.

— Интересно, – пробормотал Андрей Силыч, постукивая кончиками пальцев по столешнице.

— Кто-то убил Мямлина, – сказал Славка. – Ты не знаешь, кто это сделал?

— Ах, вот что... Ходят слухи, что подозревают Нифонтова. Это тебя огорчает?

— Ходят другие слухи, – сказал сын. – Называют твое имя.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.