- Верная истина! Нужно бы Павлу молодых ребят с крыши на землю пустить. Надуемся разом на земле, потом и на крышу легче будет подниматься.
Тогда Борис послал Павлу злорадную записку: «Прав был я. Теперь ты признаешь это?» И Павел выступил. С горечью и болью он признал необходимость отложить постройку «Высомола», передать все средства и силы на ускорение электрификации, а после... после видно будет...
... На скамье тихо. Степан Егорович даже вздремнул под молитвенные стоны речных жаб.
- Я двести пятьдесят рублей, что выиграл по займу, передал на постройку «Высомола», - прерывает молчание Павел, - надо бы их теперь перечислить на электрификацию, - вздыхает он.
- Это можно, - соглашается Бруско. Павел вздрагивает и поджимает под себя ноги.
- Ты что, замерз? - удивляется его собеседник.
- Да нет. Просто подошвы протерлись, а еще сыро. Вообще - то не холодно, только ноги немного зябнут...
(«Вот дурак - то, извините за выражение, - сквозь полудремоту думает Степан Егорович, двести с полусотней целковых отдал черте кому, а без ботинок ходит». - И уж совсем не взять Каткову в толк, как Павел может говорить все это, совсем не связывая факт выигрыша с фактом отсутствия ботинок.)
- Знаешь, товарищ Бруско, - говорит Павел, - я думаю, что если б у нас хватало горячих голов и рук, можно было справиться и с электрификацией и с «Высомолом». А то как - то не по себе... Ведь, сами все делали. Грамотеи из конторы не захотели помочь, кроме двух - трех товарищей...
- Это, Павел, еще полбеды, когда не хотят помочь. А то еще, бывает, вредят незаметно. Там он тебе о нехватке хлеба скажет, тут насчет низких заработков трепнет. И пошла сплетня. Для нас хлебные затруднения - героизм эпохи, можно сказать, а у них только брюхо урчит. Вот пройдет чистка аппарата и производства, - легче, пожалуй, станет.
(Степан Егорович чувствует на спине холодок, но храбрится: - «Чистильщики, подумаешь. В носах бы у себя не забыли почистить».)
- Да, да, товарищ Бруско, - подхватывает слова секретаря Павел. - Какая - то обывательщина и к нам затесалась. У кого коровка есть, у кого - телега, которая для них важней, чем производственное совещание. Ты ему про пресс, а он - «корова не доится в холодном сарае». А то прямо требует: - «Дай нам чистоту, как у Форда». Вот этот Щеглов, что к жинке твоей подсыпался, он так прямо и загибает. Многие слушают его толки...
- Ну - к, что - ж. Примечай, Павел. Будем чистить. Будем чистить!
(Степан Егорович искоса поглядывает на разрубливающую воздух искалеченную руку секретаря и думает, уже по - настоящему холодея: - «этакий головотяп почистит. Опыт, верно, имеется. Недаром ему и руку перебили. Хе-хе!» Но «хе-хе» получается фальшиво.)
- Алло! Степан Егорович! Вы, кажется, заснули под нашу политику? Мы о чистке говорим. Как там на вашем цифровом фронте? Не замечали, что и кто качает?
Катков, было собравшийся уходить, от неожиданного обращения заметно вздрагивает и оседает на скамейку.
- Да что уж мы!... - растерянно бормочет он, - мы - люди взнузданные... Некогда нам упоминать, так сказать, мелкие проявления жизни, хе-хе... Кроме того, профессиональная потеря памяти. Взять ботинки, - почему - то на язык просятся именно упомянутые Павлом ботинки, - вещь на собственных ногах, так сказать, вполне заметная. А, верите, не могу вспомнить, какие до нынешних у меня ботинки были? Не то желтые с замшей, не то скороходовские с ушками?... Память, по велению судьбы, - хе-хе - ослабевает...
- Секаровскую жидкость нужно принимать, - советует Павел.
- Я, молодой человек, - обиженно поднимается Катков, - до сорока пяти годов без всяких жидкостей дожил. А вам скоро лечиться будет необходимо.
Но уже на ходу смягчает тон:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.