Пограничники имеют самое прямое отношение к рыбной ловле: охраняя неприкосновенность наших вод от нарушителей, они помогают сохранить рыбные ресурсы морей, и практический результат их работы вполне осязаем – это сотни тонн убереженной от браконьеров ценной рыбы. Экипаж одного только нашего корабля, точнее, его осмотровая группа под командованием старшего лейтенанта Назаренко лишь за одну путину выявила десятки случаев браконьерского лова, спасла народного добра на многие тысячи рублей.

Вот он стоит на баке, высокий, прямой, худощавый, руки на бедрах, ноги на ширине плеч, на нем даже пробковый спасательный жилет сидит как сшитый на заказ. Кто-то рядом с ним поднял ворот – холодно, ветер прямо в лицо, а Назаренко хоть бы что: закалка. Четыре года на «сторожевиках», каждый день лицом к лицу с опасностью. Невозможно предугадать заранее, что предпримет браконьер или нарушитель, застигнутый с поличным. Всякое бывало в его короткой пограничной биографии – угрожали оружием, выбивали из-под ног трап, провоцировали. А Назаренко, оставаясь спокойным, продолжал делать дело, своей железной невозмутимостью доводя нарушителей закона до бешенства.

Впрочем, Николай первый перестал бы себя уважать, если бы позволил себе сорваться хоть единожды. Он бывший суворовец, теперь кадровый военный, для которого понятия чести и долга святы при любых обстоятельствах. Поэтому он не имеет ни морального, ни служебного права ответить на наглость наглостью, низостью на низость. Но, наверное, в этом и его преимущества.

Николай неразговорчив, вставит слово, улыбнется; он мастер слушать, что тоже, кстати, дар немалый. Кто любит побалагурить, так это Саша Яременко. Старшина II статьи, командир штурманского отделения, франтоватый, быстрый, отчаянный парень, прекрасный знаток своего дела, член осмотровой группы, куда берут самых опытных. Приборы, за которые он отвечает на корабле, пожалуй, самые сложные, почти все на микросхемах, но не было случая, чтобы хоть один из них отказал. Сейчас Яременко в ударе, рассказывает о своей первой высадке на шхуну-нарушительницу:

– Туман, ребята, страшенный. Нашего корабля не видно, а на шхуне как будто все вымерли. Ну, попрыгали мы с катера ей на корму, я – второй осмотрщик, значит, мои ходовая рубка, кубрик, в общем, сами знаете. И вдруг чувствую, колени дрожат, все-таки первый раз на «иностранце», а вдруг что-нибудь такое случится. Лезу в их кубрик и вижу: сидят на рундуках четверо, лиц не разобрать, но одежда на них, честное слово, дыра на дыре и гнильем пахнет, хоть нос затыкай. Встал один из них и ко мне, бумажку какую-то сует и что-то по-своему говорит, улыбается, сесть предлагает. А условия, в которых они живут, ну самые скотские. Зрелище они из себя представляли тогда жалкое. Только жалеть их было не за что, воры они и есть воры, тонны три лишних взяли, да еще в терводы наши залезли.

– А что, Саша, колени больше не дрожали? – спрашивает кто-то.

– Нет, больше нет. Но вообще-то дрожь в коленях – это естественная реакция на всякое волнение, и ничего позорного в этом нет. Я вот сколько раз за район в футбол играл, и почти всегда перед ответственным матчем, правда, только до свистка, легкий мандраж...

Яременко рассказывает свои байки, тонко чувствуя ситуацию и настрой аудитории, и его балагурство не просто развлекает, но и сплачивает ребят, помогает им понять друг друга лучше.

Видел я Сашу и иным, деловитым, страстным, требовательным. Это было на комсомольском собрании. Речь шла о выполнении членами экипажа личных обязательств, принятых в честь XVIII съезда ВЛКСМ. Заместитель секретаря комсомольского бюро ВЛКСМ корабля Александр Яременко зачитывал обязательства каждого и предлагал товарищам отчитаться в их выполнении. И вот один из матросов, скомкав свой ответ, сказал, что старался выполнить обязательства, но не может определить, насколько это ему удалось. Яременко посмотрел на матроса в упор и коротко выдохнул:

– Яснее. В пункте повышения боевого мастерства у тебя записано абсолютно конкретно: изучить то-то и то-то, освоить такую-то аппаратуру. Это сделано?

– В общем, да. Но пока еще не разобрался в схеме одного из блоков...

– Бюро дает тебе неделю сроку, чтобы с помощью командира отделения разобраться в этом блоке. Через неделю доложишь о результатах... И запомни, ты комсомолец, пограничник, твое слово должно быть законом для тебя самого.

...Холодный туманный сумрак осел на бухту быстро и внезапно. Казалось, кто-то попросту накрыл корабли, недалекий шумный порт, бархатные горбатившиеся сопки ватно-непроницаемым одеялом. Сразу бухта стихла, туман заглушил все звуки работавшего берега, еще четверть часа назад ясные и чистые. Наступал вечер, снимавший напряжение и хлопоты дня, время, когда люди нормального жизненного уклада могут разрешить себе час-другой отдыха, беззаботного покоя.

И хотя я был не первый раз на границе и, казалось, должен был знать и помнить, что здесь все иначе, что здесь совсем другой, непохожий на наш ритм, я каждый раз привыкал к границе снова. Тут виновато и немалое время, отделявшее командировки к пограничникам одну от другой, и непохожесть, специфика каждой из застав, как и участков, оберегаемых ими. Но было и общее: граница требовала от людей, которые ее охраняют, полного подчинения своим законам, не прощала малейших промахов, небрежности, расслабленности. Она каждый час, каждую минуту оставалась фронтом, передовой, пересекала ли памирские хребты, бескрайние пески, холодные или теплые моря. И вот, оказываясь рядом с границей, я вновь привыкал к тому, что ей безразлично, чем бы ты хотел заниматься и что у тебя на уме, если границе будет нужно, она оторвет тебя от любых забот и заставит думать о себе.

...Наш корабль, вернувшись с дежурства на базу, был оставлен временно в резерве. Это значило, что в любой час нас могли снова отправить в море. А пока мы сидим в матросском кубрике. Моторист Володя Мирончик тихо наигрывает знакомую мелодию. А Михаил Сериков так же тихо напевает: «Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный, десятый наш десантный батальон». И постепенно все ему начинают подтягивать. Хорошая песня, и поется она хорошо, как-то особенно, не так, как в Москве. Может быть, потому, что здесь мы ближе к рубежу, за который эти ребята не имеют права пропустить врага, и они так же, как герои песни, готовы заплатить за это любой ценой...

В это время дежурный по морской пограничной части, к которому сходились нити управления всей системы охраны многомильного морского района, в числе других сообщений принял радиограмму от капитана одного из рыболовных судов.

В радиограмме говорилось о том, что в таком-то квадрате встречным курсом с ними прошло небольшое судно без опознавательных знаков и огней. На запрос рыбаков судно не ответило, и они сочли необходимым сообщить о нем пограничникам. Дежурный отметил время приема телеграммы, нанес на карту местоположение неопознанного судна. Почему оно не ответило на запрос рыбаков? Может быть, просто не заметило огней в тумане? Мало ли судов бороздит под любыми флагами море в пору путины – подбрасывают продукты или пресную воду шхунам, ведущим лов, спешат забрать внезапно заболевшего матроса... Все так. Но обязанность дежурного – учитывать любые варианты, и поэтому он дал команду готовиться к выходу в пограничный район 577-му, стоявшему в резерве, то есть нам.

Судно, на поиск которого мы выходили, двигалось к одному из небольших островов, полумесяцем вытянувшихся вдоль самой кромки территориальных вод. Только вот где оно будет подходить к острову, оставалось загадкой.

Алексеенко, велев держать пока на машине 1200 оборотов и курс 120 градусов, прошел к Торбунакову.

– Ну что, штурман, какие будут мнения?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.