Вечерами стеклодувная мастерская пустеет. От оконных переплетов ложатся на пол синие тени, затаиваются в углах. Весь институт погружается в тишину. Свет зажигать не хочется, и Батаев долго сидит в сумерках, забыв снять белый рабочий халат, задумчиво смотрит на кусок кварцевого стекла, на то, как играет в его плоскостях угасающий закат. Он может так сидеть перед кварцем и час и два, пока не покажется ему, что стекло начало терять свою первоначальную форму, расплываться, приобретать какие-то другие очертания. И вот уже грезится ему в тех новых контурах то ли Прометей, прикованный к скале, то ли сражающийся с огромной Головой сказочный Руслан на коне, то ли пылящие по дороге благородный Дон Кихот и его верный слуга Санчо Панса... Тогда он поднимается, включает в мастерской свет, зажигает газовую горелку и начинает колдовать над стеклом, доверии! возникшие в сознании образы мастерству своих рук. И происходит чудо: мертвый доселе кусок стекла оживает... Но случается и по-другому. Просидев перед куском кварца и час и два, тяжело вздохнет Батаев, снимет белый халат и, спрятав горелку, отправится по проспекту Науки домой. Сегодня чуда не произойдет...

В воскресные дни он бродит с этюдником по живописным окрестностям Академгородка, пишет. Только не часто теперь это бывает, и уже сам он начинает забывать, что лет пятнадцать назад мечтой его жизни была живопись. В то время приехал Михаил Батаев из Орджоникидзе в Ломоносове, на всемирно известный фарфоровый завод под Ленинградом, чтобы поступить на живописное отделение, но опоздал – прием уже закончился. За плечами у него была десятилетка, потом служба в армии, никакой специальности, давнее увлечение рисованием и мечта, которая теперь рушилась на глазах. Уезжать не хотелось.

– Идите к стеклодувам, – предложили ему, – а на следующий год будете держать экзамен на живописца.

Другого . выбора пока не было. Он пошел к стеклодувам и неожиданно увлекся новым для себя делом настолько, что на какое-то время забыл о живописи. В стекле он увидел возможности самовыражения, о которых ранее не подозревал. Он увидел, что стекло «умеет» не только искриться, играть светом, но увидел, что оно может дышать, говорить, передавать тончайшие нюансы настроения, выражать характер, волновать.

– По-настоящему творчеством я стал заниматься уже здесь, в Сибири, когда переехал в Академгородок и начал работать в Институте физики полупроводников Сибирского отделения Академии наук, – рассказывает кварцедув-универсал Михаил Батаев. – Оставался почти каждый вечер после работы в мастерской и начинал колдовать над стеклом...

На Всесоюзной выставке самодеятельных художников в Москве, посвященной 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, работы молодого сибирского стеклодува Михаила Батаева «Цыганская кибитка» и «Коррида» были отмечены специальным дипломом.

– Честно говоря, я не очень-то обольщаюсь всем этим, чувствую, что мне многому еще нужно учиться, – говорит Батаев, показывая свои работы. – Медленно, не сразу открывает стекло свои секреты и тайны. Чем дальше, тем работать труднее, но ведь и интереснее...

В этих словах слышится неудовлетворенность мастера сделанным. Мы, зрители, слышим в них и другое – обещание встреч с новыми работами Батаева, обещание радости.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.