Нечистая сила

НАМ обоим жарко: и мне, и бронзолицому Сергею Палычу. Но посидел Сергей Палыч на пасеке, привык он к летнему зною - только рукавом обмахнется, когда поползут по носу крупные капли пота. Сидим под молоденькими березками, - на дорожке от них легкая кружевная тень. В стороне жужжание; нет, нет - пролетит и исчезает пчела.

Говорить неохота - слушаю медлительную речь старика. Он рассказывает, как приехал к нему из города сын, рабфаковец, и поставил приемник.

- ... Глянул мой Тишка в бумажку - через столько - то минут, говорит, Москва с нами разговаривать будет. И что б ты думал: заболкотала трубка, зашипела и ровно человечьим голосом проясняет. Чего там говорено - не упомню; но только мужиков мы назвали полку избу, - они как услыхали, как начнут нас по - матерному крыть... Вы что, говорят, жулики вы с сыном своим, какую нечистую силу в избе спрятали. И тебе мол не срам, Сергей Палыч: у тебя вон седина в волосы, а черт в ребро, - и пошли, и пошли. А я сам одурел, стою да в трубку гляжу, а Тишка хохочет. Однако разбранились мы с мужиками - я - то мол причем; а на другой, да на третий день народу привалило вдвое, да с бабами, да с ребятами. Сейчас вон страда, никого дома нет, то бы видал после Покрова, что будет, - страсть! Что ж ты скажешь - хоть и малограмотный я, а все ж удумал в Москву письмо написать, что вот мол спасибо за вашу работу, что раньше мы по неделям из городу ничего не слыхали, а теперь про все нам диковинная ваша шкатулка рассказывает. Не засмеют меня, старого? Небось, без меня делов довольно...

- Не засмеют, Сергей Палыч, - весело говорю я моему собеседнику, седобородому радиолюбителю.

Немного повременив, Сергей Палыч нагибается к плохонькому приемнику, вытащенному на вольный воздух, и соединяет волосок. Через минуту поверх солнечного зноя и как бы зарождаясь в нем, до нас донеслись звуки внятного человеческого голоса, чуть заглушаемого шипеньем.

На четыре ветра

Таких писем, как письмо Сергея Палыча, получаются в Москве многие тысячи - без них радиовещание не могло бы установить связи со своей миллионной аудиторией, узнать ее нужды, следить и учитывать ее интересы. Пишут из деревень о крестьянских передачах, с фабрик и заводов о «Рабочей радиогазете» и «Рабочем полдне», о «Комсомольской правде по радио» и т. д. Есть о чем писать и пионеру, и слушателю радио - университета, и жителю медвежьих углов, куда газеты доходят через полторы - две недели, а то и вовсе теряются в пути.

Один подучивается немецкому языку или эсперанто по радио, другому оно рассказало, как выводить молочных поросят, третий узнает политические новости, которых не может или не успевает прочесть в течение дня, четвертый получает инструкции по перевыборам в советы и отдыхает на радио концерте, пятый научается следить за своим радиоприемником или готовиться к докладам... Разве перескажешь все, что делает и что еще может сделать невидимый голос, достигающий миллионов ушей в течение секунд и долей секунд вместо недель и дней.

Огромную роль должно сыграть радио в деле изучения неисследованных областей земного шара; после экспедиции Нобиле и похода «Красина» это стало особенно ясно. А с каким волнением воспринимали красинцы и малыгинцы каждый перерыв связи, и наоборот - какой радостью встречали они восстановление радиосвязи. Нечего и говорить о том значении, какое приобретает радио в современной войне, как орудие спасения и уничтожения людей. Особенно большие надежды возлагаются здесь на едва становящуюся на ноги работу на коротких волнах.

Сейчас, в мирной обстановке, внимание советских радиоорганизаций направлено на использование радиовещания в целях культурно - политического просвещения, научного и художественного воспитания масс. Несмотря на сравнительную молодость этой работы, сделано много, - но одновременно продолжаются непрерывные поиски новых путей и усовершенствований. Улучшение качества передач, расширение сетки радиопередач, приближение их к самым широким массам слушателей, удешевление аппаратуры, постепенный охват всего Союза, - вот к чему неуклонно стремится наше радиовещание.

Радио вошло в наш быт. Оно стало почти так же обычно, только гораздо более массово распространено, как некогда граммофон. Но в отличие от своего механически однообразного предшественника, оно каждый день живет новой жизнью. Газета, книга, лекция, концерт объединяются в программе радио дня. Прослушать «Рабочую газету» во время обеденного перерыва, уловить в микрофон какую - нибудь интересующую вас новость, сыграть партию в шахматы «под оперу» - все это тысячи людей делают теперь почти машинально. Однако очень немногие знают, где, в какой обстановке «фабрикуется» содержание ежедневной радиопередачи.

Мы приглашаем читателей совершить с нами небольшую экскурсию на Никольскую улицу Москвы - помещение общества «Радиопередача».

В сукнах

По длинному коридору я пробираюсь за шумливыми оркестрантами к небольшим двойным дверям. У дверей усиленно машет руками крупная фигура администратора: «шш, шш» - и голоса конфузливо гаснут: не для них поставили этот чудесный белый ящичек, перед которым с утра до полуночи поют, говорят, читают и пляшут.

Какая необычная обстановка. Три стены небольшого зала обвешаны толстыми сукнами, огромный ковер, почти во всю длину, подходит к столу, на котором стоит микрофон. Вокруг, по стенам - музыканты и артисты, разыгрывающие пьесу. Пробовали передавать драмы и комедии прямо из театра, но выходило неважно; тогда стали каждую неделю устраивать передачу пьесы из студии. Отсюда звучит намного лучше.

Обстановка студии заставляет и позволяет прибегать к множеству условных приемов, которые с непривычки кажутся очень странными. Нечего и говорить, что каждый играет, точно на репетиции, в своем обычном костюме. Роли мальчишек почти сплошь исполняются девушками; Тома Сойера играет немолодая уже артистка, - но «пси дает» с темпераментом. Когда Том и Бетти целуются, слушатели там за сотни, может быть за тысячи километров отсюда - звучно чмокают губами в знак сердечного сочувствия. А я невольно улыбаюсь: я наблюдаю, как Бэтти и Том читают свои диалоги по бумажке, помогая себе бесплодной мимикой и жестами, а молодой, чрезвычайно живой актер в нужный момент причмокивает в воздухе, на деликатном расстоянии от их лиц. Он же ведет в этой пьесе целых три роли: судьи, глашатая и пастора; «регулирует» других артистов и хор, бесшумно бегая по ковру от одного к другому. Когда же радио - «зритель» восторженно вслушивается в журчание ручейка и представляет себе тенистые' дубравы, он не знает того, что это просто - напросто льется серебряной струйкой вода из графина.

Мозги и нервы

Комната с небольшими окошками во внутренних стенах: одно - в большую другое - в малую студию. Тихо, чинно пялятся друг на друга стеклянными окошечками - глазками две невысокие, но массивные черные стенки, с кнопками, рычагами, контрольными наушниками.

Трудно себе представить, что стоишь перед мощными усилителями, через которые должен пройти слабый человеческий голос, чтобы прозвучать могучим призывом ко всему миру с советской радиостанции. Но это действительно две группы усилителей: в каждой «стенке» - один основной, к нему запасные. Основной - один из лучших заграничных типов «Вестерн - Электрик», дополнительные - уже советского производства. Крайнюю часть каждой группы составляет сигнализационный щит, на котором зажигаются цветные надписи: «большая студия», «трансляция», «малая студия». Под несколькими рядами кнопок, расположенных ниже, помещаются надписи для сведения чтецов, артистов и музыкантов, находящихся в студии: «начинайте», «тише», «громче», «дальше», «ближе», «осталось 5 минут», «кончайте» и другие. При нажатии кнопки такие же слова появляются на световых щитах, которые находятся в студии, в огневых красных рамках.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.