Визитная карточка «супермена»

И, с другой стороны, сколько бы ни лез в «первые» тот эффектный бодрячок – он никогда им не будет. Большее того, его необоснованные притязания выглядят смешными и никогда не могут быть поняты другими. Не желая мириться с второстепенными ролями, которые идут вразрез с его амбицией, он начинает «искать себя», бросаясь от одной крайности к другой. И, может статься, остановится, проявит свой талант, станет лидером на ниве потребительства, как автор второго письма В. Владимиров. Вот уж истинно: «всяк сверчок знай свой шесток».

Особая сфера проявления лидерства – спорт. В этой связи непонятна фраза А. Козаря «...может, и правда аморально в производственной работе, как и в спорте (подчеркнуто мной. – А. Ж.), стремиться к первенству?» Но ведь стремление к первенству – закон спорта. Без этого просто не было бы спорта. Так почему же безнравственно выбиваться в лидеры на беговой дорожке?

Мы говорим: спортивная борьба выявляет лидера. Но если это лидер – любой ценой? Если это чемпион, впрыснувший в свои мышцы стимулирующие дозы допинга и обманом опередивший соперника на миг? Кто он? Ловкач, махинатор, мошенник, но не лидер. И наказание, понесенное таким, наказание почти неизбежное в наше время, воспринимается с удовлетворением.

Или, например, чемпион, кумир болельщиков, физический и нравственный идеал молодого человека, вдруг не выдерживает испытания славой? Сначала он за границей купил для себя модные джинсы, дубленку, приемник «Сони». А потом бес толкнул его под ребро. И он снова накупил модных вещей и сбыл их по сходной цене. И понесло его по крутому спуску морального падения...

Я знал такого чемпиона. Он купил «Волгу», через некоторое время продал ее чуть ли не вдвое дороже. Его реноме сразу пошатнулось в глазах почитателей, узнавших об этом. Но это его не насторожило. Дальше – больше. Любую тряпку, привезенную из-за границы, он «толкал», делал бизнес, эксплуатируя свое доброе и славное имя чемпиона. Мог ли он оставаться первым? Может ли быть вообще первым чемпион-тряпичник? Нет, он морального права не имеет на это. Хотя в спортивной борьбе он и недосягаем для других, но червь стяжательства и наживы, поразивший его дух, подточит и его физическое умение. Это неизбежно. Так случилось и с тем чемпионом: его первое поражение сначала восприняли с недоумением, объяснили случайностью. Но проигрыш повторился. И, когда бывшего кумира выводили из состава сборной команды страны, старший тренер сказал кратко, но очень емко: «Первый раз он проиграл, когда «толкнул» «Волгу».

А когда «проиграл» В. Владимиров? И вообще, кто он, этот В. Владимиров? Он не скрывает, а даже бравирует, правда, спрятавшись за именем анонима, что он обнаглевший и развязный мещанин. По профессии он инженер, то есть специалист, успевший получить общественные дивиденды. Но посмотрим, как он отрабатывает их. В пять он уже свободен и выруливает на халтуру. Едет заколачивать «свои» деньги, чтобы одеть во все дефицитное жену и обставить современно свою берлогу. Он так хочет, он так может. Но имеет ли он на то моральное право? Такое право, какое, скажем, имеет писатель, у которого он углядел бронзовые дверные ручки? О том, что он инженер, Владимиров с различными оттенками, но не без гордости напоминает нам несколько раз. А позволительно спросить, почему он им до сих пор остается? Он давно бы плюнул на это, да, что ни говори, а инженером быть хоть и дешево, но престижно.

Да, фирме «Заря» нужны рабочие руки. Ну так и иди туда в штат и числись там. Зачем тебе гордое звание инженера? У, нет. А престиж? И не только это. Кто помешает в институтской лаборатории обдумать детали предстоящей халтуры? Или во время работы отдохнуть от трудов «праведных» и договориться с очередным клиентом по телефону? Подсказать напарнику, сколько нужно умыкнуть с его фирмы материалов для удовлетворения запросов клиента? К сожалению, в лабораториях часто единственным контролирующим органом творческого труда является собственная совесть. Судя по письму, у автора этот товар остродефицитен.

И вот, досидев на работе до положенных пяти часов, В. Владимиров часто «до глубокой ночи», не жалея сэкономленных в лаборатории сил и времени, выскребывает своими «мозолистыми» руками из блестящих паркетин хрустящие червонцы. Ясно, что если он устал и лег поздно, значит, обессиленным пришел на работу. Значит, ему не до нее, и при попустительстве начальства, которое он и высмеивает в лице А. Козаря, он там отоспится, девальвируя свое, а вместе с тем и наше с вами звание инженера. Потом снова халтура. А где же время для творчества, для занятий с книгами, для самосовершенствования? Нет его. Потому-то этот, с позволения сказать, инженер, человек с высшим образованием и с большими претензиями на звание культурного, только в 30 лет удосужился познакомиться с бессмертным творением Джорджоне. И не в музейном зале, а в салона таксомотора, откуда стараниями жуликоватого таксиста подделка под шедевр и перекочевала в интерьер его спальни. И в музеи теперь ходить не надо.

Так барско-мещанское существование стало идеалом для молодого инженера, воплощением его пугливого вопля «Не хочу быть последним». Раньше студент, чтобы инженером стать и лишний раз в театр сбегать, всю ночь пульманы разгружал, а теперь инженер «сжигает» свободное время на халтуре, чтобы барахлишком обзавестись и последним не быть. Да в чем последним-то? Откуда психология-то такая?

Действительность наша формирует у молодежи страстную гражданственность, мужество и трудолюбие, презрение к душевной ущербности. И обобщенный социальный портрет нашей молодежи прекрасен и впечатляющ. Молодые выдающиеся ученые, новаторы производства, первопроходцы – строители, спортсмены и победители международных конкурсов искусств, молодые народные депутаты, кавалеры высших орденов страны, лауреаты всевозможных высоких премий – это ли не наша гордость. Но вот бывает...

Ведь психология каждого отдельного человека не программируется природой. Она воспитуема. Значит, допускаем мы где-то просчеты. И существенные. Разобраться в этом непросто. А надо.

...Каждый из нас бывал неоднократным свидетелем рождения стихийного лидера в различных неформальных группах. Будь то компания на вечеринке или случайные попутчики в поезде. Хочу быть первым, слушайте только меня – и начинается бесконечная «травля» анекдотов, стрельба чужим юмором по расставленным мишеням нашего интереса. И уж этот чужой юмор звучит как свой. Бывает еще и хлестче.

Как-то стал я свидетелем такого разговора в электричке. Один, чувствуется, увлекающийся искусством, подвыпивший молодой человек рассказывал своему пожилому спутнику о посещении какой-то выставки. Рассказывал громко, напористо, чтобы все слышали и оценили его познания:

— ...Или вот «Чаепитие в Мытищах» Кустодиева. Слышал такого? Борис Кустодиев. Купчих рисовал. За самоваром... – Пожилой неопределенно пожал плечами. А молодой продолжал громко комментировать картину. Я не выдержал и поправил его:

— Вы оговорились: «Чаепитие в Мытищах» – это Перов.

Он оборвал на полуслове, презрительно усмехнулся и голосом, не допускающим возражений, отрезал:

— Это Кустодиев. Уж кого-кого, а Кустодиева-то я знаю. Он еще Шаляпина с мопсиком на ярмарке нарисовал. В шубе такой роскошной. Вот сейчас «вещистов» костят, а видал, Шаляпин в какой шубейке стоит? «Ломтей» на пятнадцать потянет. На «Волгу»...

— Да, то – Кустодиев, – согласился я, – а «Чаепитие в Мытищах» – Перов.

— Чего Перов, какой Перов, что я Перова не знаю, что ли? – загорелся мой оппонент, чувствуя, что пассажиры стали внимательно прислушиваться к нашему спору. – А ну выйдем, поговорим...

Я вспомнил свои два десятка лет, проведенных на самбистском ковре, живо представил, что может произойти, и отказался. Парень оживился и тут же повысил свой авторитет среди слушающих выразительной репликой: