- Ты что, убить меня хочешь? И тут я заметил, что это серьезно.
Передо мной было злое, пьяное лицо. Упрямо, с ненавистью глядевшие глаза. Не выпуская шеи, он промычал:
- Убить я тебя успею, а это...
- А - а - а! Тогда так!...
Я схватил его, приподнял и отбросил на пол. Он крякнул. С ругательством кинулся на меня. Нас разняли. Его увели, молчаливого, зло смотревшего. Я весь дрожал. В голове мелькала догадка, что это из - за нее. Неужели из - за нее?
На другой день он прислал письмо, в котором извинялся, просил прийти переговорить. Я махнул на все рукой. Отстал и от него, и от нее. Лишь иногда, по ночам, ее вспоминал.
Потом я ругал себя за это влечение. А почему? Я понял, что это была пустышка, красиво наряженная кукла. Когда приехала ее сестра, начала расспрашивать. Не стесняясь, я открыто сказал:
- Да, я увлекался. Но теперь я спокоен. Она для меня утерянная вещь...
- Так, значить, ты ее не любил?
- Нет, любил, но теперь вижу, что она пригодна лишь для удовлетворения похоти.
Она очень удивилась и, кажется обиделась:
- Неужели она такая?
Я не чувствовал острого желания сближаться с девушкой, это очень редко приходило мне в голову. Меня мучило одно чувство. У меня не было товарищей. Я дичился, а дома было противно. Мещанская жизнь. Иконы, самовар, болтовня, сплетни... Это раздражало, бесило. Я рано уходил, слонялся по городу. С Катей я не виделся. Мне начало казаться, что у нас только видимое дружество.
Но что же делать? Хотелось острого ощущения, сделать что - нибудь такое, чтобы чувствовалось, помнилось. Но в результате одно - вдрызг пьяный. За мной осталась одна общественная работа - завкультотделом профсоюза. Я к ней не притрагивался. В конце концов, меня продернули в газете.
... Ничего - де не делает. Только пьянствует!...
... Меня переизбрали. Я стал свободен. Все мое свободное время шло на бильярд, пьянку, лото. Я подыскивал себе товарищей, шел и пил с ними. У меня стал нехороший вид. Когда я шел по улице или был в кино, я замечал, как на меня смотрят подозрительно. А когда проходил мимо - брезгливо сторонились, боялись за свой карман. Я смеялся, но наружно, с иронией. Нарочно громко говорил:
- Смотри, ребята, боятся, думают, что я по ширме работаю., Ха - ха - ха!...
Но на душе было больно.
Если сильно бывал я выпивши, мне хотелось кому - нибудь сделать нехорошее. Я приставал к кому - нибудь, кричал:
- Эй, ты! Студент! Обезьяна! Можно мне с вами поговорить?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.