- Хватит спорить! - наконец проговорила Лиза строго. - Только познакомились... и сразу же... Пойдёмте - ка лучше к кручам...
Они повернули на узенькую тропку, ведущую к кручам. Идти по ней можно было только одному или, в крайнем случае, вдвоём: настолько узка была она. Юноши и девушки чуть не бегом стали спускаться под гору к реке. Как - то само собой получилось, что Сергей взял Лизу под руку, и они, отставая от других, пошли медленнее.
- Чур не отставать! - раздался где - то впереди озорной голосок Жени Морозовой; там, в просветах редкого парка, мелькали тени удаляющихся подруг, слышался смех; спустя минуту - другую всё смолкло.
Сергей и Лиза шли некоторое время молча. Девушка не задала ни одного вопроса; когда Сергей искоса посмотрел на её лицо, глаза её, чёрные, широко открытые, горели.
- Встретила на днях Семёна Ивановича, - прерывая молчание, проговорила Лиза. - Старик обижается на нас, забываем его, редко заходим...
- Признаться, всё как - то некогда... Новый цех металлопокрытий монтируем... оборудование, машины получаем... Каждый день новые люди, новые дела...
Сергею хотелось рассказать Лизе обо всём этом подробно, но он побоялся: а вдруг Лиза подумает, что он хвастает. И в самом деле: разве он, Сергей, комсорг цеха, мастер по покрытиям, - такой уж важный человек, что каждый день ему приходится принимать новых людей, осваивать новые машины?.. Нет, конечно. Люди, работающие в его отделении, - в основном кадровики; машины - пока старой конструкции...
Сергей улыбнулся: люди пожилые, а новые, машины старые, а другие... Ему вспомнилось, как несколько дней назад, придя в цех, он увидел работницу Нину Яковлевну Немчинову, которая лет двадцать уже занималась гальванированием ножей и вилок в открытых ваннах, - привыкла, казалось, ко всему, - и вот он увидел её в необычном наряде: фартук белый, сатиновый, на голове цветастая косынка. «Хватит, говорит она, работать по старинке, завтра к машине идти, а она, как дитя, чистоту и внимание любит...»
Вспомнилось ему и знакомство с парторгом. В обеденный перерыв подходит к нему молодой, чуть, может, постарше его годами парень, здоровается... «Николай Зуев, - говорит, - парторг цеха...» Сергей поднял на него удивлённые глаза. Ведь мы как привыкли: раз парторг, то это человек средний между Шульгой из «Молодой гвардии» и дедом Мазаем из «Родной речи»: усы, борода и непременно улыбчивый взгляд. А тут - молодой рабочий в синем промасленном, но довольно опрятном комбинезоне; смотрит немного устало, но серьёзно, без улыбки. «От Колесникова? - говорит. - Очень хорошо. Надёжного мастера ученик. Комсомолец?» «Комсомолец», - ответил Сергей. «Давно?» «С сорок шестого». «Очень хорошо. Познакомился с нашим секретарем?» «Нет». «Плохо». «Почему плохо? Заходил, но его не было». «Плохо у нас с комсомолом, - сказал парторг. - Работы с молодёжью почти никакой нет. Придётся тебе внимательно присматриваться, помогать и секретарю комсомольскому и мне...»
Сергею хотелось также поделиться с Лизой ещё двумя большими событиями, происшедшими за этот год в его жизни. Ему хотелось рассказать о том, что предложение его о введении в гальванических ваннах вращающегося конвейера, над которым он работал ещё в училище, принято. Цех покрытий завода увеличил теперь производительность вдвое... Ему хотелось рассказать, что он теперь...
Но Лиза, опередив его, начала говорить о себе, о своей работе в артели, о своих подругах. Говорила она просто, то рассказывая, то обращаясь к Сергею с вопросом, и получалось так, будто они только недавно расстелись и теперь, встретившись снова, спешили поделиться виденным, узнанным, передуманным...
- Лиза! - вдруг проговорил Сергей. - А меня, знаешь, кандидатом в партию приняли...
Девушка пожала ему разгорячённую руку. И от этого тёплого, непосредственного рукопожатия Сергею стало как - то совсем легко с ней. Ему стало радостно за себя, за неё, что она поняла всё, за этот чудесный весенний вечер. Почему - то хотелось говорить о большом, далёком, о мечтах; хотелось рассказать и о товарищах по общежитию, по работе и о том, какой дружной, весёлой семьёй живут они.
- Знаешь, о чём я думаю, Лиза? - говорил он. - Сегодня, мне кажется, мало быть просто мастером, просто комсоргом... Надо быть очень хорошим мастером, хорошим комсоргом. А для этого надо учиться... Я пошёл в вечернюю школу... Окончу её - поступлю в техникум, а там дальше, может, пойду и в институт... Мне всегда хочется быть впереди жизни, увидеть чуть подальше сегодняшнего, заглянуть в будущее... Поэтому приду домой, поздно уже, а вновь сажусь за книги... Где - то в Ваче инженер изобрёл механические ванны, а мне уже не спится, хочется поехать, посмотреть... вот мечтаю а Москву ещё съездить... Есть дело... Увлечённые этой беседой, они не заметили, как вышли на берег Оки. С заокских лугов дул свежий ветерок.
Товарищи ожидали их, стоя над самой кручей. В темноте, на фоне голубеющего разлива реки, фигуры их были ясно видны.
* * *
... Долго бродили они; зашумели верхушки деревьев, колыхаемые ветром, притихла река, вслушиваясь в тишину уснувшей ночи, а они всё ещё не хотели расставаться, будто боялись, что, расставшись, не доскажут друг другу главного. О чём только не говорили юноши и девушки, о чем не мечтали! Они, наверное, не однажды подходили к самым кручам, но только в тот миг, когда за дальними перелесками внезапно забагровел весенний рассвет, остановились здесь, на высоте, поражённые величественной, необозримой картиной, открывшейся перед ними.
Река, освободившаяся ото льда, несла свои воды легко, спокойно. За её багровеюще - розовым разливом широкой лентой лежал над лугами туман, но странно: сами дали блестели, переливались, искрились в лучах солнца, которое ещё не встало, но уже несло с собой на землю новый день.
- Смотрите, видится - то как далеко!...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.