Великий русский писатель

Литературные друзья Чехова были восхищены описанием картин степной природы, богатством красок, наблюдательностью, уменьем передавать за внешними проявлениями жизни душевное состояние действующих лиц.

Творческие искания Антона Павловича в это время теснейшим образом связаны с пересмотром им своих прежних литературных установок. Он должен был найти теперь предпосылки к творчеству большого масштаба. Естественно, что писатель жадно искал ответа на вопросы о роли художника, о целях и назначении искусства, о взаимосвязи жизни и искусства, о средствах его воздействия.

«Моё святая - святых, - писал Чехов, - это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновенье, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чём бы последние две не выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником».

Этой программы гениальный русский писатель строго придерживался во всём своём дальнейшем творчестве.

О силе воздействия чеховского искусства ярко говорит следующий эпизод из юности В. И. Ленина, рассказанный его сестрой А. И. Ульяновой - Елизаровой:

«Остался у меня в памяти разговор с Володей о появившейся в ту зиму (1892 - 1893 года. - Ред.) в одном из журналов новой повести А. Чехова: «Палата № 6». Говоря о талантливости этого рассказа, о сильном впечатлении, произведённом им, - Володя вообще любил Чехова, - он определил всего лучше это впечатление следующими словами: «Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо - таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6...»

Эпизод знаменательный, показывающий, с какой потрясающей силой изобразил писатель атмосферу трагической бессмысленности, опустошённости, беспомощности людей, запертых в сумасшедшем доме.

Глубоко символическое значение имеет и другой знаменитый рассказ Чехова - «Человек в футляре» (1898), - где на нескольких страницах писатель создал образ пошляка - педагога, державшего в постоянном трепете и страхе учеников гимназии, сослуживцев - педагогов, весь педагогический совет и даже весь город. Страх перед жизнью, скованность мысли, отсутствие размаха, вечная боязнь запрещений - всё, что тормозило свободное развитие человеческой личности в условиях бюрократически - самодержавной России, было схвачено и закреплено в фокусе этого короткого рассказа.

«Антон Чехов... сумел открыть в тусклом мире пошлости её трагически мрачные шутки», - говорил М. Горький. Лучшие его герои горячо и искренно тяготеют к правде, полны святого недовольства и внутреннего протеста против жизненного зла и неустройства. Но трагедия этих благородных и глубоких натур в том, что порывы их бесплодны и они неумолимо вязнут в трясине обывательской косности.

Но Чехов не был равнодушным изобразителем житейской прозы и обличителем фарисейства, лжи, пошлости и произвола. В нём жили светлая радость, вера в родной народ и надежда на будущее.

Русская литература до Чехова не знала такого обилия сюжетов, почерпнутых из жизни в самых разнообразных её проявлениях. Он не боялся показывать обыкновенное, будничное, знакомое всем. В этом талант его был родственен Гоголю. Куда бы ни бросил Чехов свой взгляд, всюду для него открывался источник творчества.

Охватывая самые различные стороны русского быта конца прошлого века, описывая простые случаи и средних незаметных людей, Чехов возбуждал своими произведениями великие вопросы о правде и смысле жизни, о настоящем и будущем русского общества. «От произведений его веяло на душу жаром любви к человеку, стремлением ободрить его» (М. Горький).

Подобно герою своего рассказа «Припадок», писатель обладал «талантом человеческим, великолепным, тонким чутьём к боли и обиде за людей». Мы не ошибёмся, если скажем, что это черта глубоко национальная. «Вы русский! Да, очень, очень русский!» - сказал однажды Лев Толстой Чехову, обняв его.

Как живые встают перед нами со страниц его книг люди самых различных слоев русского общества 80 - 90 - х годов прошлого века. В юмористических рассказах первой поры Чехов живописал главным образом мещанский городской быт. Во втором периоде он углубился в жизнь и психологию близкого ему мира культурных людей среднего слоя. В ряде повестей: «Огни», «Именины», «Припадок», «Скучная история», «Дуэль», «Три года», «Моя жизнь» и других - он дал обширную картину нравов и вереницу типов, которые навсегда вошли в нашу и мировую литературу. Тематический диапазон писателя неизменно ширился. Русская дореволюционная деревня нашла отражение в рассказах «Мужики», «Убийство», «В овраге».

Когда в журнале «Жизнь» (1899) появился рассказ «В овраге», молодой Горький выступил со статьёй в нижегородской газете, отметив огромное социальное значение творчества Чехова. «Каждый новый рассказ Чехова, - писал он, - всё усиливает одну глубоко ценную и нужную для нас ноту - ноту бодрости и любви к жизни...»

Горький склонен был видеть в Чехове художника - реалиста, доведшего своё искусство до предельной степени тонкости, он считал, что никто не может писать так просто, как это умеет Чехов. «После самого незначительного вашего рассказа, - писал Горький Антону Павловичу под впечатлением «Дамы с собачкой», - всё кажется грубым, написанным не пером, а точно поленом. И, главное, - всё кажется непростым, т.е. неправдивым».

Таково было великое искусство Чехова, заключённое им в малые формы. По глубине содержания, по мастерству и тонкости психологического анализа, по выразительности рисунка, по обилию образов и картин его короткие рассказы и повести стоят в одном ряду с капитальными произведениями русской и мировой классической литературы.

Завоевав симпатии русского общества, Чехов уже в 90 - е годы стал «властителем дум» и главою плеяды молодых писателей.

В области драматургии А. П. Чехов был таким же новатором, как в области прозы.

Московскому Художественному театру суждено было стать лучшим истолкователем чеховской драматургии, оказавшей огромное влияние не только на русский, но и на мировой репертуар. Именно здесь Чехов - драматург был угадан и впервые передан с поразительным искусством проникновения.