Пучков не вернулся с задания. Я не стану рассказывать, как мы ждали его. Кто ожидал когда - либо возвращения друга, поглядывая то на часы, то на небо, кто чувствовал, как с движением стрелки боль всё острее входит в сердце, тот поймёт. Истребительный самолёт - не поезд, опаздывать он не может.
Мы сидели в тени, под стогом, в котором маскировался КП нашего полка. По мере того как уходило время, тень удлинялась, и всё более сумрачно становилось на душе. Ведь вы знаете, кем был для нас Пучков, самый верный друг и самый лучший пример... Слава о его подвигах гремит по стране и армии, но мы знали не только счёт его побед и те боевые приёмы, которые изобрёл его талант, мы знали человека, товарища - и скажу определённо: лучшего товарища, чем Ваня Пучков, не знали.
Когда солнце нехотя коснулось края степи, мы по обыкновению уехали с аэродрома, обняв друг друга за плечи в битком набитой полуторке. Сухая земля не - обкатанного просёлка подкидывала машину. Пыльный запах полыни и мяты поднимался от разогретой травы. Мы ехали молча, без песен и шуток. Я поймал взгляд Кости Рябошапки, бессменного техника Пучкова. Он смотрел на небо, где разливались краски заката, в его глазах были тревога и горе.
- Убей меня, если он не вернётся, - сказал вдруг Гоглидзе, сжав рукой моё плечо.
Я смолчал. Гоглидзе вздохнул и, торопливо достав папиросу, стал яростно чиркать спичками, но от ветра они гасли, и он громко ворчал по - грузински.
Внезапно полуторка завизжала тормозами. Все, кто был в кузове, упали вперёд.
Юркий «виллис» с новенькой фанерной будкой, обогнавший нас по целине, развернулся под самым радиатором нашей машины и стал посреди дороги. Из «виллиса» выскочил серый от пыли лейтенант - танкист.
- Вы с аэродрома? - крикнул он.
Через минуту мы узнали, что часа полтора назад километрах в тридцати отсюда, недалеко от переднего края, был воздушный бой. Один из двух сражавшихся самолётов упал, подбитый. Другой, сделав несколько кругов, ушёл на запад.
- Я говорю водителю, - рассказывал танкист, - значит, говорю, немец нашего сбил, смотри - домой, гад, полетел. И мы кинулись по степи на место, где наш упал, нашли его по дыму. Ну, вы знаете, буквально ничего нет - сгорел, что называется, дотла!
Нас было человек двадцать в грузовике, никто ни единым словом не прервал лейтенанта. Как будто тяжёлой плитой придавило нас.
- Эх, браток, - говорю я, - закончил свой печальный рассказ танкист, - хоть бы документы твои остались!.. Ну хоть бы что!...
И он растерянно развёл руками:
- А вот эту вещь мы поблизости подобрали. Шагов на сто отбросило...
Запустив руку в дверцу своей фанерной будки, лейтенант вытащил шлем - кожаный лётный шлем, который был когда - то жёлтым, но потемнел от времени.
- Ну и здоровый шлем, я такого размера не видал! - сказал лейтенант, протягивая шлем в кузов, чтобы и мы могли разделить с ним удивление.
- Его, - чуть слышно произнёс Рябошапка.
У кого же другого мог быть такой огромный шлем, если не у нашего Пучкова, который заставлял страдать всех интендантов, потому что никакие стандарты обмундирования не подходили к его богатырской фигуре?
Танкист о чём - то догадался по тому, как мы смотрели на шлем и молчали.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Новая работа Э. Каминки
К 40 - летию со дня смерти А.П. Чехова