Боцман нашего танкера Сергей Петрович Гаркуша рассказывает только о капитанах. Он их перевидал немало за свои пятьдесят лет. Чаще всего он вспоминает капитана Забродина.
Корабли любят встречаться в открытом море. Они, кажется, сами, без участия экипажа, понимают радость встречи, горделиво подтягиваются, прямее, чем обычно, вскидывают в небо мачты, салютуют флагами, ободряюще гудят друг другу и лукаво перемигиваются прожекторами.
Корабли и люди не терпят одиночества.
Есть на каждом танкере иллюминатор в кормовой надстройке, с левого борта. Так, ничем не приметный, обыкновенный иллюминатор. У него лишь одна особенность: глубокой ночью, когда выключены на судне все огни, кроме ходовых, он продолжает светиться. Исхлестанный брызгами, он не гаснет в темени шторма, упорно желтеет в густом тумане.
Маленькое, теплое пятно на корме – курилка танкера.
Стальная каюта с баком воды вместо пепельницы – единственный уголок на корабле, где можно беззаботно затянуться папиросой, забыть про тысячи тонн бензина или сырой нефти под ногами.
По крутому трапу сюда поднимаются механики и мотористы, прибегают из передней надстройки рулевые, заглядывает прилетевший у электрической плиты кок.
Особенно людно в курилке по вечерам. Свободные от вахты матросы тускло поблескивают влажными после душа волосами, их Гладко выбритые щеки благоухают «Шипром», и кто-то первый обязательно начинает: «А вот со мной случай был...»
Сколько человек – столько и удивительных историй услышишь по вечерам в курилке...
Начальству подчиняться легко, понимать его трудно. К примеру, боцман на судне вроде старшины роты. Если командир молодой, старшина ему главный ПОМОЩНИК И малость, пожалуй, опекун. А боцман, как вам известно, у капитана левая рука. Правой можете считать старпома.
Капитаны мне попадались всякие. Молодые и в возрасте, спокойные и психические. Да я на характер мало внимания обращал. Всегда старался понять, что у человека основное, ради чего живет, зачем на флоте оказался.
Хвастать не стану, но ба-альшой опыт приобрел! Свою систему разработал, куда какого капитана относить, по собственным графам их расписывал.
Допустим, «куколки». Эти на мостик поднимаются в кителях, фуражечка с крабом, шевроны сверкают и трубка в зубах – прямая, и называется «бриар».
С командой «куколки» вежливы, голоса не повышают, всех на «вы» и по отчеству. Зато старпомы у них непременно крикуны и шибко вредные.
Капитаны-«пижамники» – те больше из старичков. На мостик их без надобности не тянет, в каюте у них на стенках не жены висят, а внуки. Удивить «пижамника» нет возможности: на Цейлоне он кофе пил, в океане тонул, за аварию в Краснаводске судился. Ждет он пенсии и потихоньку раскладывает пасьянс.
К беде боцманской, не перевелись пока у нас и «рубахи». «Рубаха» матроса по плечу похлопает, пропустит с ним сто пятьдесят, о девочках позубоскалит и думает, что поднял он свой капитанский авторитет. А разобраться, так он матроса обидел, унизил его. Матрос, может, помощи от него ожидал. Задачку решить для вечерней школы или что посерьезней.
В общем, было у меня стройное понятие о капитанах, и очень оно жить помогало. Пригляжусь, начальство в нужную графу определю, и установлен общий язык. Я не подлаживался, не подхалимничал – на такое я отроду не способен, – просто быстро соображал, с каким капитаном как лучше общее дело делать, не тратить время на лишние разговоры.
И проверенный на всех морях капитанский табель мой поломал Иван Алексеевич Забродин...
Ни в одну графу он не помещался, куда бы я его ни пристраивал. И не поместился. Смутил Иван Алексеевич мою душу сразу, когда еще в старпомах ходил...
Капитан в ту пору у нас был .чистой пробы «куколка». Старпом, естественно, горлодер и суетяга. Его перевели и назначили нового.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.