Это не прошло незамеченным для кулаков, - они уже не отпускали по адресу полпреда добродушно незлобивых острот. Исподлобья наблюдая, как привозят на край села, складывая под навес машины, они почувствовали, что эти чужие, приехавшие издалека классово враждебные, люди, твердо намерены ворваться в их жизнь. Тогда - то к полпреду пришли гости. Иван Потылица, сын живущего через улицу кулака Леонтия Ивановича, со своим другом Федосеевым заявились к Крахмальному с берданой, попросив его, как бывшего военного показать, как разбирается ружье.

Сидели долго, пока не потухли огни в селе. За окном ревела вьюга. Потылица, незаметно тронув локтем товарища, бросил как бы невзначай:

- Чего - то фитиль коптит...

Крахмальный потянулся к подвешенной на гвоздике самодельной коптилке, повернувшись спиной к гостям. Грянул выстрел. Лампа погасла.

Кровь густыми струйками заливала глаза, стекая в рот... Прошло не меньше двух часов, прежде чем Крахмальным прополз те десять шагов, которые отделяли его жилище от избы бедняка - деда Леонтия. Качая окровавленной головой, как недорезанный гусак, собрав последние остатки сил, Крахмальный поднялся на колени и заскреб ногтями в окно.

- Записывай; записывай фамелии, - шептал дрожащим, прерывающимся голосом дед Леонтий Клыков своей невестке Тане, жене сына красноармейца...

Выхаркивая клокотавшую в горле кровь, полпред коммуны назвал имена...

Вьюга бушевала уже не первую ночь. Стояли небывалые морозы. Река, снабжавшая водой боготольский завод, промерзла на два метра. Промерзла как раз тогда, когда завод выполнял задание по повышенной выработке высококачественного технического спирта для самолетов и научных приборов. Крестьяне, подвозившие воду, потребовали полный расчет. Коренные сибиряки, они не могли выдержать температуры 60 - 65 градусов ниже нуля, предпочитая переждать дома, пока угомонится взбесившаяся природа.

Объявленная риком и окрисполкомом трудовая мобилизация не давала эффекта. На экстренном совещании треугольника Грицько сказал, что коммунары, конечно, раздеты - шинели и сапоги - вот и все, в чем переносит сибирскую зиму красноармейская коммуна. Но бывшие червоноармейцы N - ской Украинской не могут оставить, конечно, самолеты без спирта. Они попробуют...

Выстрел в Белом Яру, размозживший череп полпреду, спешил на помощь морозам в Красноречке: на деньги в банке была сделана вылазка.

На этот раз малодушные выступали организованно, сплотившись в группу вокруг Селионова. Этот маленький вождь оппозиции усвоил хитрую тактику. Он говорил, что капиталовложения действительно нельзя расходовать на текущие нужды. Но взять оттуда, из этих сумм в банке, у себя же самого, в долг - то ведь можно? Ведь они ж зарабатывают здесь на заводе, - отдадут, положат деньги обратно в кассу. Чем не выход? Даже, если на то пошло, это выгодная комбинация, так как, будучи тепло одета, коммуна выработает больше, чем теперь!

Горсточка, сплоченных вокруг Занохи коммунаров - партийцев, ощетинилась. В страстной речи Грицько заявил, что «селионовщины коммуна в своих рядах не потерпит, с селионовщиной коммуна не будет церемониться».

- Гнать их из партии - чего там, - неверьщики! - крикнул кто - то из - за сизого облака махорочного дыма.

Селионов от имени группы в 9 человек ответил, что ничего не поделаешь, значит, придется подаваться через Урал домой, на Украину, Чайчук не писал протокола. Чайчук примкнул к оппозиции. Протокол вел бывший врид. прячка, стойкий Михайло Иванович Бондаренко. Вел, как мог:

«Слухалы: тов. Грицько Заноху насчет воды для завода, насчет денег в банке, а также о том, как и кого считать вредителем в теперешнем виде коммуны.

Постановили: Деньги в банке оставить в покое. Считать вредителем того, кто смотрит через Урал». Девять человек, взвалив на плечи сундучки, пошли по направлению к станции Крытово. Оставшиеся 20, плача от бессилья, рубили лес, поминая проклятую погоду в господа - бога - мать, ведрами черпали в ежеминутно промерзающей проруби воду. Кровь застывала в жилах. Отмораживая носы и уши, руки и ноги, конвейером, день и ночь, целый месяц, для советских самолетов с самого дна реки доставала воду шальная красноармейская коммуна. Легендарная слава о ней, пробиваясь сквозь бураны, поползла по сибирской тайге вдоль Чулыма к Енисею.

Навстречу этой славе из далекого Харькова кольцевой почтой пробиралась покрытая тысячами подписей бумажка:

«Заслухавши повидомленя про бандитский пострил та поранения червоноармейця - коммунара сельскогосподарьской коммуны «У зброй» группою куркулив, мы, червоноармийцы та начальницкий склад 3 - го полку N Украински дивизии, що збудовали та выпестили коммуну, заявляемо, що пострил в червоноармийця е пострил классового ворога, направлений на партию та радвладу.

Цим пострелом куркули хочут зирвати нашу величезну работу по перебудови Крайни, бо в ний вони бачуть свою за - гибель»...

Седобородый сельский почтарь вез эту бумажку в кожаном почтовом мешке в санях - розвальнях на Красноречку, позванивая бубенцами.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.