Анатолий Фролович полез за борт:
- Надо погреться.
Он шлёпнулся на землю, крякнул и заглянул в шофёрскую кабинку. Умар устроился на сиденье спать. Анатолий Фролович стал ходить около машины, притоптывая ногами и хлопая руками по бёдрам.
Погода портилась с каждой минутой. Ветер всё свежел, и скоро его студёное дыхание превратило туман в изморозь. С неба падала мелкая беловатая влага и тотчас же налипала ледяной коркой на всём: на машине, на одежде, на ресницах.
Чинаров лежал, шевеля ногами и беспрестанно поёживаясь, но холод забирался сквозь плотный брезент плаща под шинель, дрожью пробегал по спине, между лопаток.
Женщина стучала ногами о дно кузова. Ребёнок всё плакал. Этот стук и плач сначала мешали Чинарову думать, потом вывели его из терпенья.
- Да уймите хоть вы его! - сказал он, садясь.
Женщина ничего не ответила, видимо, не поняла и продолжала выбивать ногами дробь. В темноте Чинаров сумел различить смутные очертания свернувшейся в клубок женщины и скорее почувствовал, чем увидел, что её трясёт озноб. Ему стало стыдно. Он вспомнил, что женщина была одета не по-осеннему легко, и он подумал о том, как ей должно быть холодно.
- Ку-у-ляш!... Ку-у-ляш!... - монотонно произносила казашка. «Замёрзнет младенец», - беспокойно мелькнуло в голове Чинарова. Он спросил женщину про ребёнка, но она опять ничего не ответила.
- Как же быть с ней? - проговорил он и, сняв с себя плащ, молча накрыл им женщину с головы до ног; тогда она сказала что-то по-казахски, но что, Чинаров не понял.
Оставшись в шинели, он почувствовал, что вместе с плащом ушло от него тепло. Теперь ветер продувал его насквозь. На воротнике образовалась наледь, и при каждом повороте головы шею неприятно обдавало холодом. Лицо, закрытое до того капюшоном плаща, теперь не было ничем защищено, изморозь оседала на нём и таяла, стекая по щекам и подбородку.
Внизу около машины топал Анатолий Фролович. Он несколько раз подходил к борту, произносил одну - две фразы насчёт непогоды и опять принимался топтать землю.
Время тянулось нудно. Долго ли оставалось до утра. Чинаров но знал. Можно было бы достать из брючного кармана часы, но при одной мысли, что надо распахнуть шинель. Чинаров съёживался. Чтобы согреться, он делал движения, выбрасывая руки вперёд и в стороны, как делал это на занятиях гимнастикой, и уверял себя, что ему вовсе не холодно, что это самообман, и стоит лишь взять себя в руки, как озноб пройдёт. От таких мыслей порой и впрямь ему казалось теплее.
Но это продолжалось в течение каких-то мгновений, после которых всё тело пронизывала стужа.
Под плащом ворочалась женщина. Ребёнок всё ещё всхлипывал, хотя уже тише. Чинарову показалось, что и женщина плачет. Он просунул голову под плащ. Да, женщина плакала, содрогаясь всем телом от холода и слёз. На ощупь нашёл её руку, холодную, как лёд, стал тереть в своих ладонях. Казашка не отнимала руки.
Он долго не мог согреть её:
- Давайте ваши руки сюда...
Он залез под плащ, расстегнул шинель и затиснул маленькие женские руки к себе за пазуху. И тогда по груди его сквозь гимнастёрку поползла ледяная струя.
- Давайте ребёнка.
Свёрток с ребёнком он положил под шинель ниже рук матери, наклонился, послушал. Ребёнок посапывал, засыпая, и лишь время от времени всхлипывал.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.