- Хо - хо, ох - ха, - гремела комната. И опять песня неслась:

Мой милой меня любил,

В саду розу подарил,

Розенька завяла -

Ох, любовь пропала. Дружно подхватывали голоса:

Тра - ля - ля - ля

тра - ля - ля – ля

Было по - семейному уютно. За окнами была темная ночь с утопающими в ней неуклюжими балаганами, с таким же неуклюжим клубом. -

Мы будем судить жестоко

Ровно через пять дней судили. На экстренное бюро ячейки пришла почти вся комсомольская братва. Разбиралось дело о вечеринке. Первым говорил горячо и озлобленно секретарь.

- Да, мы судим. Будем судить. Не туда потянули, товарищи. Мы, ячейка, будем судить вас за дезертирство. Кто сказал, что делать нечего?

- Не отдельных семейств мы устраиваем быт, а всего рабочего коллектива. И разве скучно это? Променять эту работу на вече - руку?

15 человек выступило после секретаря. Ни одного слова одобрения тем, кому «скучно». Десятый оратор, ударник Вася Лупенко, переминаясь с ноги на ногу, решительно сказал:

- Оно ясно - прежде всего, уголь, да и быт и культуру - не забывать. Только не той дорогой, товарищи, вы пошли...

Лиза Лескина, комсомолка с 28 года, на многочисленные вопросы отвечала, хотя запинаясь, но прямо.

- Почему? Все кричите - почему? А вам завидно. Вас не позвали. На частной квартире уютно, негрязно, не плюются. В клубе неуютно, раздеться нельзя, как в свинушке.

Фабрикант Сеня, комсомолец с 27 года, кандидат партии, председатель рудничной редколлегии, запальчиво заявил:

- Да, я активист. Я работаю, мне поручили работу, а дома никто не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь...

Резолюция говорила о том, что в то время как рабочий класс покладист силы на хозяйственном фронте, - эти шесть человек комсомольцев оторвались от класса, разложились.

Ниже фамилии Лескиной Лизы было написано:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.