Доросинцу было противно сидеть рядом с Лапшаковым и Безбородовым, пить их коньяк, жаловаться на жизнь. Но он сидел, пил и жаловался. В ту ночь он рассказал им о требовании секретаря райкома партии обсудить их поведение на собрании. Пьяные друзья насторожились:

- На когда ты его наметил, собрание - то? На субботу?

Ранним субботним утром Лапшаков и Безбородов сбежали. Доросинец знал об этом, но никому ничего не сказал. Собрание, по существу, сорвалось. Хотя зал был полон, хотя выступающих было немало и говорили они хорошо, зло, но членам бюро все это напоминало размахивание кулаками после драки, которую они безнадежно проиграли. А самое неприятное было то, что на собрание не явился и сам Доросинец.

Члены бюро пошли к нему домой. Они шли молча, без всяких определенных планов, даже не условившись, что будут говорить Доросинцу.

Потянув на себя тяжелую, обитую клеенкой дверь, члены бюро вошли в просторную, светлую комнату, в которой стояло семь кроватей, застланных чистым бельем и ворсистыми синими одеялами. Доросинец лежал на койке в одежде и сапогах. По тому, как забегали его глаза, члены бюро поняли, что он не ждал их, не готов к разговору. Вид у него был столь жалок, что Тозорева, выступившая вперед, не смогла высказать всего того, что переполнило ее сердце.

- Пойдем! - резко бросила она.

- Куда? - Доросинец присел на кровати, нервно застегивая пуговицы гимнастерки.

- Пойдем! - повторила Тозорева. - Не то на руках отнесем!...

Они пришли в клуб, в ту самую маленькую комнатку, где не раз Доросинец проводил заседания бюро. Расселись по своим местам. Стул секретаря, на котором всегда сидел Доросинец, был свободен, но он не посмел сесть на него, а опустился на скамейку, что стояла у стены.

Так началось это не совсем обычное заседание бюро комсомольской организации поселка Смольный, заседание без пространной, заготовленной заранее повестки дня.

Доросинец, опустив голову, ждал. Первой взяла слово Тозорева. Но она заговорила, не о нем, а о себе. День за днем перебирала она работу и свою и всего бюро. Тихо и грустно говорила о промахах и ошибках. Говорила, что бездеятельность и неопытность членов бюро принесли организации большой вред. Она сказала, что главная ошибка состоит в том, что бюро пренебрежительно отнеслось к делам повседневным, а ведь из них, собственно, и окидывается работа комсомола.

Слова о важности повседневных дел члены бюро слышали не раз и прежде. Но, кажется, только сейчас поняли их смысл. Поняли всем своим существом, всем сердцем. Да, они отмахивались от мелких дел, все искали чего - то особенного и проглядели Лапшакова, Безбородова и того же Доросинца. Мелкий, ничтожный человек Доросинец. И нечего тут винить райком, который рекомендовал его в секретари. Райком знал его еще меньше, чем они, и так же, как они, был подкуплен его бравым видом. Нет, райком здесь ни при чем. Виноваты они, что не смогли быстро раскусить Доросинца.

Это было одно из многих заседаний комсомольского бюро, на котором присутствовали те же люди, что и раньше, и говорили они все о том же: как улучшить комсомольскую работу. И все же заседание это было совсем не похоже на все то, что бывало прежде! Переживания последних дней оставили глубокий след. Члены бюро повзрослели; они поняли чувство ответственности, лежащее на каждом из них. И вместе с этим чувством к ним приходило сознание силы.

г. Бодайбо.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.