Девушки, стихнув, смотрят внимательно. А Жданов застыл около меня в покойной позе и смотрит и отдыхает в одно и то же время.
- Мне не нравится лицо героя, - морщится Семка.
- И правда, - поддерживает его Анюта. - Почему он такой некрасивый, даже стариковатый на лицо.
- Вот героиня, так та интереснее, - душит свой смех Шура. - И другие тоже на людей похожи.
Спрашиваем мнение Жданова.
- Рано еще судить, - отвечает тот сквозь зубы.
Семка даже захохотал, когда на экране стали фигурировать свиньи, телята, дворы. Но и он ополчился на Степана - героя картины.
- Когда же, наконец, станут нас, рабочих, заснимет в картины по - человечески. Что неряшливее человек, то и в кино. Что безобразнее образина, то и на экран.
- А вот это, ребята, еще хуже, - вдруг молвил Жданов. - Массовая - то сцена совсем не связана с действием.
Он говорил о кадрах массового гуляния и празднества, в которых тематическая нить заметно ослабла.
Анюта сокрушалась:
- Ухлопают они его, мерзавцы! Пропадет любовь ни за что!
- Ну, ничего! - успокаивал ее Семка. - К концу обязательно благополучие и счастье выищутся.
- Картина картиной, ничего себе.
- Я понимать как - то не успеваю. Одно другим захлестывается.
- Вот американские дочиста понимаются, замечает Шура. - А наши - все еще с затемнением, не всегда понятно, что делается.
- Скоро разве научишься, - мудро объясняет Семка. - Любовь она всяко бывает. У одних быстрее и легче, у других, как улита, ползет и все с незадачей. А кино - артист тут и должен думать: «какую же из них показать?»
- Знамо, и ту и другую.
- А если перепутаешь.
- Мне слова нравятся в надписях, - говорит Жданов. - И то, как пионеры в трубы трубят, - это смешно и весело.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.