В глубинах Арктики

Технология таких погружений разработана на базе исследований советских ученых, ее особенность — безопасность и безвредность».

Виктор Стрелецкий, врач-физиолог: «Наши режимы погружения безопасны полностью. За все время моей работы не было случая заболевания «кессон-кой» (выделение из крови в виде пузырьков газа при резком снижении давления). Хотя известно, что в мировой практике этой болезнью страдают до 2 процентов водолазов-профессионалов. Мы держим на спусках двух врачей и многочисленный обслуживающий персонал.

Работа водолаза-глубоководника специфична, поэтому на учете каждая мелочь, от медицинского контроля до полноценного питания.

Значительная проблема — методика профессионального отбора в водолазы-глубоководники. Не каждый человек может им стать, состояние его здоровья должно быть идеальным. Долгие дни декомпрессии в барокамере — тяжелое испытание для любой психики. поэтому подбор экипажей по психологической совместимости его членов — также большая и сложная задача. Много проблем и по медико-биологическим наблюдениям после погружения.

Теоретически человек может извлекать кислород прямо из воды. Такие эксперименты уже проводились за рубежом.

По сообщениям иностранной печати. аналогичную проблему интенсивно решают в проектах, связанных с космическими полетами. Предлагается вообще отказаться от громоздких систем жизнеобеспечения, а человека «дополнить» бионическими приспособлениями, которые расширили бы функции саморегулирования организма в зависимости от окружающей среды. Своеобразные синтетические органы позволят выживать и в космическом холоде, и в вакууме, приспосабливаться к атмосфере других планет и прочим необычным средам. После возвращения на Землю «человек-машина» вновь вернется к нормальному состоянию, изъяв из организма теперь уже ненужные «детали»...

Есть предположение, что секрет живучести и выносливости йогов заключается в их умении регулировать содержание двуокиси углерода в организме: его избыток замедляет жизненные процессы, а в малых дозах активизирует процессы в критических ситуациях. Есть даже предположение, что двуокись углерода может усваиваться йогом, подобно растению, прямо из воздуха. Чем не путь, например, для астронавтов: на период длительного полета погрузиться в состояние анабиоза? Вот вам и рецепт увеличения продолжительности жизни…»

...Водолазы работали как часы. Исключительно быстро, четко. Все шло нормально, но когда они зашли в колокол для подъема, крышка люка не закрылась...

В колоколе почему-то испортилась среда: все они начали чихать, кашлять. Продули всю смесь. Сложилась аварийная ситуация. Уже подготовили радиограмму на вызов средств спасения. Водолазы прекрасно понимали, чем это все грозит — ведь поднимать их с этой глубины надо несколько суток. Никакого аварийного запаса смеси не хватит...

В колоколе было трое: Володя Палаев, Сергей Парахненко и Григорий Матвиенко, водолазы-профессионалы, знакомые с этой глубиной. Володя Палаев умеет организовать и возглавить дело безупречно четко. За минуту до назначенного срока всегда докладывает о выполненной работе. В этом спуске почти всю работу на устье скважины выполнил он, потому что со вторым водолазом была плохая связь. Вишняков не хотел рисковать на такой глубине и через Палаева контролировал самочувствие и второго водолаза — Парахненко. Когда работа требовала совместных действий, Палаев буквально не спускал с него глаз и постоянно докладывал руководителю погружения о его работе. Он признанный лидер, авторитет.

Владимир Палаев: «Это погружение было для меня вторым на подобную глубину, потому я и чувствовал себя уверенно. Вспомнил первое погружение на эту глубину — очень на меня все давило: прожекторы освещают лишь пятачок, а дальше — сплошная темная стена...

Когда много работы, думать об опасности некогда. Причину негерметичности устья скважины нашел сразу...

Все шло нормально, пока не забрались в колокол. Оператор Гриша Матвиенко начал кашлять еще до нашего выхода в воду. Начали закрывать крышку — не закрывается. Стали ее очищать и снова закрывать, но дыхательная смесь выходила в воду. Что мы только не делали — крышка не закрывалась. Начинаем поднимать давление — смесь выходит в воду. Закашляли все. Гриша изнемог от кашля. Наконец интуитивно почувствовали: крышка герметична. Для верности попрыгали на ней. Стрелка манометра пошла вверх. Радости не было предела. Колокол нормально подняли, состыковали с барокамерой...»

С Григорием Матвиенко я познакомился еще на первом, рекордном, погружении. Отец двух детей, спортсмен, рыбак. В водолазы-глубоководники пришел, готовя себя к этой профессии как аквалангист.

Григорий Матвиенко: «Я не новичок в обслуживании техники морской нефтегазодобычи. Охотно иду на рекордные глубины.

Правда, тяжеловато бывает сидеть в барокамере на декомпрессии. Однообразно все, двигаешься мало. Читаешь книги, слушаешь музыку. Пора бы и телепередачи транслировать, а то ведь долгое сидение в ограниченном пространстве угнетает. Это видно по снам: снятся какие-то кошмары, цветные притом... Особенно часто снится такое: вышел из колокола и плаваешь в толще воды или на дне, повернешься — а колокола нет... Вот уж где в дрожь бросает. просыпаешься в холодном поту...

Последнее погружение было в общем-то обычным, хотя и сложным. Первое ЧП возникло из-за мелочи: лопнул плафон, и крошки попали на герметизирующую прокладку. Их и глазом-то не увидишь, но при давлении в 25 атмосфер любую микродырочку ничем не закроешь. Пока мы не истерли эту мелочь голыми руками, крышка не закрывалась...»

Сергей Парахненко — молодой водолаз-глубоководник. работает недавно. Опускался несколько раз на глубину до 150 метров, ходил оператором в водолазном колоколе. Волевой, знающий специалист. На такого можно положиться.

Сергей Парахненко: «Волнение началось еще до выхода на работу в воду: начал кашлять наш оператор в колоколе Гриша Матвиенко. Он сказал: «Немного замерз, пройдет!» Когда вернулись с работы, он кашлял сильнее. Потом и мы стали кашлять.

Проверили среду — нормальная. А тут еще крышка не закрывается! Давили, как могли. Ощущение скверное. Руководители утешают, а на сердце кошки скребут...