Перец гладил свой опухающий палец и смотрел на щенков. На детей леса. А может быть, на слуг леса. А может быть, на экскременты леса... Они медленно и неутомимо двигались колонной один за другим, словно текли по земле, переливаясь через стволы сгнивших деревьев, через рытвины, по лужам стоячей воды, в высокой траве, сквозь колючие кустарники. Тропинка исчезала, ныряла в пахучую грязь, скрывалась под наслоениями твердых серых грибов, с хрустом ломающихся под колесами, и снова появлялась, и щенки держались ее и оставались белыми, чистыми, гладкими, ни одна соринка не прилипала к ним, ни одна колючка не ранила их, и их не пачкала черная липкая грязь. Они лились с тупой бездумной уверенностью, как будто по давно знакомой, привычной дороге. Их было сорок три. Я рвался сюда, и вот я попал сюда, и я, наконец, вижу лес изнутри, и я ничего не вижу. Я мог бы придумать все это, оставаясь в гостинице в своем голом номере с тремя необитаемыми койками, поздним вечером, когда не спится, когда все тихо и вдруг в полночь начинает бухать баба, забивающая сваи на строительной площадке. Наверное, все, что есть здесь в лесу, я мог бы придумать: и русалок, и бродячие деревья, и этих щенков, как они вдруг превращаются в лесопроходца Селивана, — все самое нелепое, самое святое. И все, что есть в Управлении, я могу придумать и представить себе, я мог бы оставаться у себя дома и придумать все это, лежа на диване рядом с радиоприемником, слушая симфоджазы и голоса, говорящие на незнакомых языках. Но это ничего не значит. Увидеть и не понять — это все равно что придумать. Я вижу, живу и не понимаю, я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись объяснить его мне, а может быть, и себе. Тоска по пониманию, вдруг подумал Перец. Вот чем я болен — тоской по пониманию.

Он высунулся в окно и приложил ноющий палец к холодному борту. Щенки не обращали на вездеход никакого внимания. Наверное, они даже не подозревали, что он существует. От них резко и неприятно пахло, оболочка их теперь казалась прозрачной, под нею волнами двигались словно бы тени.

Давай поймаем одного, предложил Квентин. Это ведь совсем просто, закутаем в мою куртку и отвезем в лабораторию. Не стоит, сказал Стоян. А почему? — сказал Квентин, все равно когда-нибудь придется ловить. Страшно как-то, сказал Стоян. Во-первых, не дай бог, он сдохнет, придется писать докладную Домарощинеру... Мы их варили, сообщил вдруг Тузик. Мне не понравилось, а ребята говорили, что ничего. На кролика похоже, а я кролика в рот не беру, по мне что кошка, что кролик — один черт. Брезгую... Я заметил одну вещь, сказал Квентин. Число щенков — всегда простое число: тринадцать, сорок три, сорок семь... Ерунда, возразил Стоян. Я встречал в лесу группы по шесть, по двенадцать... Так это в лесу, сказал Квентин, они же потом расходятся в разные стороны группами. А щенится клоака всегда простым числом, можешь проверить по журналу, у меня все выводки записаны... А еще однажды, сказал Тузик, мы с ребятами местную девчонку поймали, вот смеху-то было!.. Ну что ж, пиши статью, сказал Стоян. Уже написал, сказал Квентин. Это у меня будет пятнадцатая... А у меня семнадцать, сказал Стоян, и одна в печати. А кого ты в соавторы взял? Еще не знаю, сказал Квентин. Ким рекомендовал менеджера, говорит, что сейчас транспорт — это главное, а Рита советует коменданта... Только не коменданта, сказал Стоян. Почему? — спросил Квентин. Не бери коменданта, повторил Стоян. Я тебе говорить ничего не буду, но имей в виду. Комендант кефир тормозной жидкостью разбавлял, сказал Тузик. Это еще когда он был заведующим парикмахерской. Так мы с ребятами ему в квартиру пригоршню клопов подбросили. Говорят, готовится приказ, сказал Стоян. У кого меньше пятнадцати статей, все пройдут спецпереработку... Да ну, сказал Квентин, дрянь дело, знаю я эти спецпереработки, от них волосы перестают расти и изо рта целый год пахнет...

Домой, думал Перец. Надо скорее ехать домой. Теперь мне здесь совсем нечего делать. Потом он увидел, как строй щенков нарушился. Перец сосчитал: тридцать два щенка пошли прямо, а одиннадцать, построившись в такую же колонну, свернули налево и вниз, где между деревьями вдруг открылось озеро — неподвижная темная вода, совсем недалеко от вездехода. Перец увидел низкое туманное небо и смутные очертания скалы Управления на горизонте. Одиннадцать щенков уверенно направлялись к воде. Стоян заглушил двигатель, все вылезли и смотрели, как щенки переливаются через кривую корягу на самом берегу и один за другим тяжело плюхаются в озеро. По темной воде пошли маслянистые круги.

— Тонут, — сказал Квентин с удивлением. — Топятся.

Стоян достал карту и расстелил ее на капоте.

— Так и есть, — сказал он. — Не отмечено у нас это озеро. Деревня здесь отмечена, а не озеро... Вот написано: «дерев. абориг. семнадцать дробь одиннадцать».

— Так это всегда так, — сказал Тузик. — Кто же в этом лесу по карте ходит? Во-первых, карты все рваные, а во-вторых, и не нужны они тут. Тут ведь сегодня, скажем, дорога, а завтра река, сегодня болото, а завтра колючую проволоку нацепят и вышку поставят. Или вдруг обнаружится склад.

— Неохота мне что-то дальше ехать, — сказал Стоян, потягиваясь. — Может, хватит на сегодня?

— Конечно, хватит, — сказал Квентин. — Перецу еще жалованье получить надо. Пошли в машину.

— Бинокль бы, — сказал вдруг Тузик, жадно всматриваясь из-под ладони в озеро. — Баба там, по-моему, купается.

Квентин остановился.

— Где?

— Голая, — сказал Тузик. — Ей-богу, голая. Совсем без ничего.

Квентин вдруг побелел и опрометью бросился в машину.

— Да где ты видишь? — спросил Стоян.

— А вон, на том берегу...

— Ничего там нет, — сказал Квентин хрипло. Он стоял на подножке и обшаривал в бинокль противоположный берег. Руки его тряслись. — Брехун проклятый... Опять по морде захотел... Нет там ничего! — повторил он, передавая бинокль Стояну.

— Ну как это нет, — сказал Тузик. — Я вам не очкарик какой-нибудь, у меня глаз — ватерпас...

— Подожди, подожди, не рви, — сказал ему Стоян. — Что за привычка — рвать из рук...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 15
• 16
• 17
• 18
• 19
• 20
• 21
• 22
• 23
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.