Ударник воздуха

- Не полечу, - заявил Водопьянов.

Однако на следующий день самолет «СССР 127» летел за сапогами в Верещагино. Расстояние было пустяшное: всего лишь 350 км, но разгулявшаяся пурга делала этот полет особенно трудным. Немедленно за подъемом с аэродрома город Александровск скрылся в жутком мареве пурги. Снег бил по стеклам очков Водопьянова, пурга выла, заглушая даже рев мотора. Сильный шквал разыгравшегося в просторах Татарского пролива ветра бил в плоскости самолета, подбрасывал его вверх и вниз.

«Чудаки эти хозяйственники! - думал Водопьянов. - Они воображают, что современный самолет может и сесть и подняться в любом месте. «Лети и больше никаких гвоздей!» А не знают они того, что для правильной работы линии нужны посадочные площадки, аэродромы: нужна служба погоды, предупреждающая летчика о состоянии погоды на пути. Обижаются, когда отказываешься, говорят: «обстановка обязывает».

«Ну, да ладно, раз надо лететь, так надо, - прерывает он свои размышления, а сам еще крепче уцепился за руль самолета. - Как бы не налететь на верхушки деревьев или скалу», - подумал он, с трудом разглядывая изредка мелькающие в полосе пурги прибрежные скалы и тайгу.

Несмотря на трудность управления самолетом в таких условиях, Водопьянов улыбался, словно вспоминая о чем - то необычайно смешном и забавном. Очевидно он вспомнил, как сегодня утром его вызвали в «комиссию по сапогам» (так успели уже окрестить комиссию) и один из ее членов преувеличенно серьезным тоном заявил:

- Получена, Михайло Васильевич, новая радиограмма. Приказано тебе лететь за сапогами.

- Уж мы своего добьемся, - добавил второй член комиссии и снова хихикнул, как и вчера на аэродроме.

- Ну, неужели получена, - притворно изумился Водопьянов. - Это здорово. Добились, значит, своего, действительно. Ну, что - же, - лететь, так лететь.

Все переглянулись как заговорщики, кое - кто улыбнулся и грузно зашагали к выходу. Оленья упряжка быстро доставила их на аэродром.

И управляя самолетом, Водопьянов улыбался, вспоминая свой утренний разговор с членами сапожной комиссии.

С половины пути прояснило. В пологе снежных туч стало показываться солнце, пурга прекратилась. Слева вырисовывался лед Татарского пролива, сбитый и замороженный в виде гигантских глыб Внизу под самолетом плыли прибрежные скалы, а справа уходила до самого горизонта грязная, с черными пят - нами серая тряпка тайги - Мотор работает неугомонно и однообразно Впереди перед носорожьим клыком выхлопной трубы поблескивает диск пропеллера. Через полчаса зоркий глаз летчика замечает справа в тайге две иглы радиостанции.

«Ура, Верещагино», - радостно думает он. Но сейчас же приходит в сомнение: уже кружась над маленьким поселком среди тайги, он убеждается, что сесть негде...

Это обстоятельство и было причиной первоначального отказа от полета. Однако еще в Александровске Водопьянов сообразил, что в крайнем случае он может сесть на льду пролива. И через несколько минут он кружится долго и упорно над льдом вблизи береговой полосы, тщетно стараясь найти годную для посадки площадку чистого льда. Он видит сверху, как по тропинкам в тайге едут к берегу люди на собачьих и оленьих упряжках. Боясь, что люди помешают ему садиться, он ускоряет событие и, выбрав одну из наиболее подходящих площадок, осторожно подводит самолет и совершает искусную посадку. Сразу же отлегло от сердца.

В этот же день радист поселка Верещагино отправляет радиограмму в Александровск: Летчик Водопьянов прибыл. Ввиду недостатка транспорта и отдаленности места посадки самолета погрузка сапог задерживается. Вылетит в Александровск завтра». Но, как это бывает иногда с радиоволнами, они не захотели идти по месту назначения. Александровск не получил этой радиограммы, хотя она была принята в Хабаровске и вручена начальнику Сахалинской воздушной линии.

Он немедленно посылает запрос в Александровск с просьбой сообщить, куда и зачем улетел Водопьянов. И эта телеграмма не была получена в Александровске. Вечером, когда сапоги уже были доставлены и погружены в пассажирскую кабину, самолету было поздно лететь. Водопьянов пошел спать.

В домике заведующего промыслов было людно и тесно, и наш герой улегся на полу, подостлав свою меховую кухлянку.

Весь этот день и всю ночь на Александровском аэродроме дежурили члены комиссии. Они поддерживали огонь в кострах, надеясь, что летчик прилетит. Шли тревожные минуты. Воображение рисовало жуткие картины.

... Самолет разбился. Летчик мертвый. Лежит где - нибудь в скалах... или на льду пролива».

- Напрасно послали его! - жалели члены комиссии Водопьянова.

Начальник аэродрома мрачно расхаживал вдоль ангара. Медленно шло время, самолета все еще не было видно, Предположение о несчастном случае с каждой минутой превращалось в действительность. Когда наступил рассвет, закоченелые люди грелись у костров, одновременно вглядываясь в тучи, что неслись над аэродромом. От костров высоко в небо поднимались столбы дыма, мокрые поленья дров не хотели гореть и только с помощью масла и бензина огонь не угасал.