Твое место в строю

— Вели мы работы по реконструкции рудника и кое-каких наземных служб. Сроки, как всегда, поджимали, и, чтобы сэкономить время, решили мы протянуть паропровод через цех. Составили проект, рабочие чертежи, все подписали, нужна подпись инженера по технике безопасности. Вызываем Урусова, знакомим с проектом, протягиваем ручку. Мнется. «Ведь там же варить, — говорит, — надо?» «Ну и что?» — спрашиваю. «Но ведь цех же взрывоопасный!» «Да какой там взрывоопасный, — начинаем его убеждать, — сколько там варили, и ничего, концентрация газа — вовсе ерунда!» «Нет, — говорит, — не могу я это подписать...» А без визы инженера по технике безопасности работы производить нельзя. Ну, навалились на него со всех сторон: и просили, и убеждали, и — был грех! — угрожали даже. Уперся — нет, и все: «Да я ведь не за себя боюсь, я за людей отвечаю!» — с тоской. «Эге, — подумал тут я, — в парне-то что-то есть!..» Так и не подписал. Чем кончилось? Да очень просто: посидели, поломали головы, сделали новый проект, экономия времени — раз в пять больше, чем по-старому...

Помнишь ли, Михаил, как на следующее утро, после бессонной ночи ты нес начальству заявление об уходе? Помнишь ли, как удивился, когда вместо осуждающего молчания тебя встретили веселыми, доброжелательными «Привет!»? Помнишь ли, как спустя некоторое время на одной из планерок начальник участка бросил кому-то гневное:

— Что вы киваете друг на друга вместо того, чтобы свое дело делать как следует? Вон с Урусова берите пример!..

На отчетно-выборном комсомольском собрании Михаил Урусов, к тому времени уже горный мастер, с цифрами и фактами в руках доказывал, что комитет комсомола вместо того, чтобы повышать ответственность каждого комсомольца за свой участок работы, распыляет силы, вносит дезорганизацию и неразбериху.

На том же собрании Михаил Урусов был избран членом комитета комсомола, а спустя еще некоторое время стал освобожденным секретарем...

Что заставило тебя, Михаил, поставить под угрозу и свой авторитет и свою карьеру, когда ты отказался подписать проект? Ответственность за людей? Да. Чувство инженерного долга. Я добавляю, гражданского, ибо каждый факт, каждое явление в коллективе — это явление общественное, оно затрагивает вопросы не только технические, но и моральные.

Ребята поверили тебе, избрали своим вожаком. Разве это не было этапом в формировании твоего характера? Разве это не было, с одной стороны, активным участием комсомола в твоей судьбе, а с другой — твоим участием в утверждении новых принципов работы комсомола, принципов ответственности и деловитости, которые несовместимы с формализмом?

Но, может быть, начало твоей комсомольской карьеры столь же уникально, как и ее окончание?

Тогда еще раз о целине, Братске, и в частности о Норильске. Именно о Норильске потому, что история этого города близка к истории и Братска, и Дивногорска, и многих других наших городов и ударных строек, но здесь все проходило во многом выпуклее, ярче. Потому что в Норильске было труднее. Н не только потому, что здесь восемь месяцев ночь, средней силы по здешним меркам ветер катает тебя по земле, как куль, а мороз в сорок градусов считается вполне нормальным.

Десять лет назад, летом пятьдесят шестого года, Москва и Ленинград направили на строительство Норильского комбината шесть тысяч комсомольцев. Ты жил в то время в Ленинграде и, может быть, помнишь запруженные народом переулки возле райкомов, может быть, помнишь бурлящие перроны, медь оркестров и транспаранты вдоль составов: «Даешь Норильск!»

Те, кто оставался, завидовали тем, кто уезжал.

Этим составам предстоял трехдневный путь до Красноярска, оттуда — десятидневный вверх по Енисею до Игарки и оттуда поездом в Норильск. Вспоминают с грустной и сочувствующей улыбкой старожилы, как выпрыгивали из вагонов в тапочках, в кедах на июньский снег и замирали...

Нет, я не буду рассказывать о судьбе того или иного участника стройки. Давай попытаемся разобраться вообще, кто ехал и почему.

Да, были люди, которых вызывали в райкомы и говорили: нужно. И они оставляли насиженные места — не без сожалений, возможно, но чувство долга было для них сильнее; из таких создался костяк организации.

Да, были среди этих шести тысяч мальчишки и девчонки, сдунутые с места ветром романтики, не подкрепленной никаким жизненным опытом, — им приходилось труднее всех, скорость их взросления увеличилась в десятки раз.

Но те, кто составлял подавляющее большинство, что их толкнуло на этот путь?

Ты говоришь, отказывая им в гражданском начале: внутреннее стремление лучше, интереснее устроить жизнь. Что ж, пусть даже так. Но разве не комсомол предугадал эти настроения? Разве не комсомол точно и определенно показал этим ребятам и девушкам путь? И не только показал, но и взял на себя весьма нелегкую организационную работу. Именно организационную, потому что отправка шести тысяч человек на край света (так же, впрочем, как и отправка сотен тысяч на целину, в Братск, на Дальний Восток) под силу только мощной, жизнеспособной и дееспособной организации! (Я подчеркиваю это, потому что слишком привычным стало рассматривать организационные акции комсомола как нечто с неба свалившееся по первому телефонному звонку.)

В человеке, начинающем жить, закодировано великое множество свойств характера: и талант, и смелость, и самоотверженность, и самолюбие, и честолюбие, и склонность к духовной лености. Среди них и начало общественное, гражданское. В каждом человеке доля этого начала разная: у одних большая, у других меньшая. Из тех, у кого она в результате каких-то причин подходит к нулю, получаются стопроцентные обыватели. Из тех, у кого она близка к ста, получаются люди, которых называем настоящими. И когда мы говорим «чего человек стоит», мы имеем в виду «чего он стоит как гражданин». А это определяется только жизнью.

Чего же стоили эти шесть тысяч девушек и парней?

И вот представь — первый год работы; навыков нет, условия непривычные, с жильем очень плохо. Да если бы только с жильем! Расценки, поясной коэффициент, существовавшие в то время, не учитывали реального положения.