Твое место в строю

Отсеивалось случайное, приходил опыт. Производственная деятельность комсомола продолжалась, но в комсомоле уже понимали, что своей очереди ждет множество других проблем.

К этому времени Михаил Урусов и стал секретарем комитета ВЛКСМ.

Да, он работал умело и жадно. На руднике до сих пор один из горизонтов называют комсомольским, и есть даже урусовский штрек. Михаил сумел сплотить вокруг себя талантливую молодежь.

Но прошло некоторое время, и он почувствовал противодействие линии комитета. И со стороны райкома и со стороны своих же комсомольцев. Вот тут бы тебе, Михаил, и задуматься: в чем дело? Пусть ты не доверял райкому, который настоятельно рекомендовал тебе «выходить из-под земли», «за проходную», разворачивать работу в своем районе, во дворах, в клубах. Но ты должен был попытаться найти причину, по которой твой же актив заметно охладел к твоим начинаниям.

Комсомольская организация твоего рудника еще гудела своими делами, но это был уже гул надтреснутых колоколов. Помнишь, райкомовцы послали тебя в составе комиссии по проверке работы соседней организации, гораздо менее известной, чем твоя? Они включили в комиссию именно тебя, чтобы ты своими глазами увидел то новое, от чего отмахивался у себя. Помнишь, с каким пренебрежением ты листал отчеты?

— Летний спортлагерь для трудных? Всего на пятьдесят человек — большое дело, нуда уж больше!.. Школа комсомольских инспекторов торговли? Великая галочка!.. Экскурсия подростков в шахту? А в музей вы их не водили?..

И твое заключение:

— Все это формалистика...

А между тем это была далеко не формалистика. Комсомол разворачивал, расширял и углублял свою работу, перенося центр ее к человеку. Ты счел этот процесс формализацией. Да, отчеты стали выглядеть неказистее: все меньше было там «громких» дел, и на бумаге суховато-казенно выглядел перечень мероприятий.

Работник Удмуртского обкома комсомола жаловался мне:

— Как приходит время отчитываться — хоть плачь. Посмотришь — пусто. Ну, а как я запишу: три часа разговаривал с подростками прямо у них во дворе, в подворотне?

Формализация, о которой ты, Михаил, говорил, — только видимость, результат того, что методы работы изменились, а форма отчетности осталась прежняя. Ты не сумел проникнуть в глубь явления, не сумел понять веяний, требований времени. Ты решил, что раз твой актив стал пассивнее, то и вся молодежь охладевает к комсомольской работе. Но в том-то и дело, что актив твой был скорее не комсомольским, а техническим, людей ты сплотил, трогая не общественную, гражданскую струнку в их душе, а струнку инженерную, изобретательскую.

Так кто же в конечном итоге работал формальнее — ты или твой сосед?

К сожалению, ограниченность твоей позиции твои комсомольцы поняли раньше тебя. Они увидели прогресс в том, что тебе показалось деградацией.

Это основное направление работы комсомола нашло подтверждение и в отчетном докладе товарища Л. И. Брежнева XXIII съезду партии. «Очень хорошо, — сказал он, — что комсомольцы и молодежь с таким энтузиазмом работают на стройках, принимают участие в решении других хозяйственных задач. Но при этом нельзя забывать о главном в работе комсомола — о воспитании молодежи».

В чем же ключ к пониманию системы взглядов Михаила Урусова, к его мечтаниям и оценкам?

«Вот если бы все поехали на целину или в Норильск, повинуясь сознанию только комсомольского долга» — его слова о первой части нашего разговора.

«В конце концов кто этим занимается: мы или вы?» — его слова, которыми он не раз встречал попытки администрации рудника вмешаться в осуществление тех или иных своих мероприятий.

Комсомольскими делами он признает лишь те, что осуществлены только комсомольцами.

За этим — стремление обособиться, за этим — мечта о крайне замкнутой, автономной организации, с какими-то своими, особенными целями, задачами, методами работы.