Цена золота

Нельзя было не залюбоваться этой картиной. Яркие национальные костюмы удивительно гармонично вписывались в зеленые ритмы поля под высоким солнцем. Несмотря на зной, движения девушек были четки и размеренны. Впрочем, на первый взгляд могло показаться, что нечего и искать особого разнообразия в работе сборщиц. Она, конечно, красива, но и проста: нагибайся, бери, снова нагибайся и опять бери – дело решают привычка и скорость. Но, думая так, уже через несколько минут я должен был признать себя невежественным дилетантом, потому что не было здесь ничего от заученного автоматизма. Напротив, работал целый комплекс человеческих качеств: темперамент, чутье, азарт, наконец, терпение, чтобы вовремя сдерживать этот азарт. Понятно, что каждому хочется взять больше хлопка и сделать это быстрее, и иной раз рука в азарте опередит чутье и вынет из коробочки недозрелый сырец – и уже сбит ритм, минус качеству. Контролирует себя каждый по-своему, и когда замечаешь это, работа сборщиц наполняется особым смыслом, и один человек уже не похож на другого.

Идут по междурядью бок о бок Салима Раджабова и Мамлакат Баротова. Обе ладные, ловкие, изящно осанистые, и хотя вчера только сменили школьный портфель на сумку хлопкороба, здесь у каждой свой почерк, своя манера. Салима работает быстро, отрывисто, точно трель выбивает на клавишах. Движения Мамлакат более плавные, они шире, крупнее, и потому поначалу кажется, что работает она медленней. Но посмотришь: у обеих одновременно наполняются сумки белоснежным пухом, и обе одновременно спешат к полевым весам, где пух оказывается, кстати сказать, не таким уж легким – до двухсот килограммов этого самого «пуха» собирает в день каждая.

Работа девушек бригады Джураева захватывает высоким артистизмом. Это очевидно, но тут есть о чем подумать. В самом деле, сколько очерков, статей, репортажей посвящено золотым рукам сборщиц, пестующих «белое золото» страны, сколько восторженных эпитетов и сравнений вычерпано из кладезя богатого нашего языка, но вот посмотришь свежим взглядом, и кажется, что главное так и не сказано, осталось где-то в стороне. А хочется понять глубокую причинную связь, хотя бы в этом нашем случае: как, почему в немыслимо засушливый год, когда земля буквально горит и просит воды, а природа не может дать лишней капли, почему молодежь, зеленая, простите, молодежь, которой опыта накопить еще и время не распорядилось, почему эта молодежь не только выполняет урочный свой план, но и берет огромные, повышенные обязательства в полной уверенности в своих силах и конечном результате. Мы видели, что на благородный риск ставки не делали. Неужели только золотые руки, не знающая усталости молодость да совершенство культуры труда тут причиной? Нет, должен быть какой-то особенный секрет, кроющийся в качественной стороне коллектива, в его сердцевине. Иначе чем объяснить, что далеко не каждая, даже самая опытная бригада может похвастаться такими обязательствами и такими достижениями?

Я не пытаюсь искать ответа вслепую, строя разного рода непрофессиональные догадки, и с вопросом, в чем же главная причина успеха его бригады, обращаюсь к Туймураду Джураеву, зная уже, что не в его характере отделываться общими словами.

И вот еще одна история одиннадцатой комсомольско-молодежной, как записал я ее со слов бригадира. История, мне кажется, поучительная и многое объясняющая.

Научить работать в поле быстро, даже красиво не так уж сложно, потому что хлопкороб – профессия здесь наследственная. Опыт и артистизм так или иначе приходят со временем, благо в хороших наставниках тоже нет недостатка. Придя в бригаду, скоро начинают работать хорошо, сначала выполняют, потом и перевыполняют норму. Казалось бы, цель достигнута. Но это еще не бригада высшего качества, недостает, по словам бригадира, духовного начала. А это-то самое трудное – чтобы человек, вчерашний школьник, глубоко, по-взрослому осознал, осмыслил, что значит этот невесомый «пух» для страны,

Родины и какую поэтому высокую ответственность берет он на себя, если посвящает жизнь профессии хлопкороба.

Я заметил уже, что бригадир мыслит широко и обобщенно, но примеры приводит конкретные, из собственной практики.

После учебного года пришло в одиннадцатую бригаду новое пополнение молодежи. Конечно, никого не оставили без внимания, и скоро «новобранцы» стали работать хорошо, потом еще лучше. Но не чувствовалось какой-то искры в работе, вдохновения, что ли. Бригадир начал с тревогой подмечать, что к девушкам приходит тот профессиональный автоматизм, который имеет хотя и высокую, но определенную шкалу предела. Автоматизм, самый совершенный даже, – вещь плохая: за ним прекращается рост, человек останавливается в трудовом развитии, останавливается как личность. Нет, внешне все, кажется, было в порядке, и упрекнуть девушек бригадир не мог ни в чем. Он упрекал себя, ломал голову над тем, как помочь им миновать опасный предел, как высечь искру вдохновения.

Думал не один, много говорили об этом в райкоме, но проблема оказалась настолько серьезной и тонкой, что готового ответа не могли дать даже опытные комсомольские работники. Однако не отмахнулись: работает, мол, бригада хорошо, к чему лезть в высокие материи, это уже область психологов, а наше дело – план и обязательства. С этим у тебя все в порядке. Нет, ответ искали, но нашелся он неожиданно. Хотя, если подумать, закономерно.

На очередном комсомольском собрании, после трудного страдного дня, решались текущие вопросы работы бригады. Но когда в протоколе поставлена уже была последняя точка, разговор пошел вдруг... о хлопке. Да, да, о хлопке, но не о достоинствах новых «ташкентских» сортов, не о культивации и методах поливок, не об оправдавшем себя опыте соседней бригады, – разговор пошел о хлопке вообще, о хлопке как о явлении в масштабах страны.

Начали с малого, если малым можно назвать тот факт, что из каждых десяти полотняных сорочек семь изготовлено из их, узбекского хлопка. Потом с карандашом в руках подсчитали, что из хлопка, который обязалась собрать в этом году одна только одиннадцатая бригада, будет изготовлено двенадцать тысяч метров тканей. Припомнили еще шестьдесят видов продукции, изготовляемой из хлопка. Кто-то даже скаламбурил по поводу того, что за легкое «белое» золото платят полновесным желтым. Но каламбур вышел серьезным, и совсем по-другому – проанализированно, прочувствованно, можно сказать, – осмыслен был тот факт, что в семидесятом году, после тяжелой засухи, доход страны от экспорта хлопка в три раза превысил расходы на импорт хлеба...

Это было воспитание конкретными фактами, доходчивыми и весомыми. Цифры, которыми оперировали на том памятном комсомольском собрании, были сильнее всякой агитации. Они действовали мгновенно и точно, пробуждая высокое рабочее самосознание, потому что молодежь глубоко постигала, осмысливала, каким же, в сущности, огромным, ответственным делом они занимаются в каждый свой рабочий день, в каждый час. Увлеченные разговором, они не подозревали, конечно, в тот вечер, что начали видеть значительно дальше границ своего поля, своего плана, начали мыслить экономически, граждански, если быть точным.

Одно комсомольское собрание высекло долго ожидаемую искру вдохновения. Разговор буквально взбудоражил всех и затянулся до рассвета, когда время было уже выходить в поле, но усталости не чувствовал никто. В тот день, начавшийся, строго говоря, вечером накануне, девушки перекрыли свои личные рекорды, а бригада – одна из ста шестидесяти бригад района – была занесена на доску почета. Но тогда никто еще не знал, что главное было не в высоких цифровых показателях, а в качественно новом осознании своей высокой ответственности за порученное дело. В сущности, произошло второе рождение одиннадцатой комсомольско-молодежной бригады, обретшей тот самый внутренний, духовный секрет успеха, который мы искали.

– Помню, отлично помню это комсомольское собрание. И последствия помню. Лишь тогда, сознаюсь, поверил я окончательно, что одиннадцатая не хватила через край, взяв весной такие повышенные обязательства.

Это говорит Фархад Каримов. Он только что приехал в поле на раскаленном своем и пыльном «газике», решив использовать «окно» и пройти ряд с сумкой сборщика. «Чтобы не забывалось». И вообще, как мы заметили, память у секретаря была отменная. Знания – тоже. С агрономом он говорил как агроном, с механизаторами – как механизатор. Потом мы узнали, что и через эти профессии прошла биография комсомольского секретаря...

– Ну как, бригадир, возьмете по сорок пять? – спрашивает Каримов, вываливая полную сумку в высокий белоснежный сугроб на краю поля. Пот катит с него градом.

– С такими помощниками можно и все пятьдесят, – улыбается Джураев, переваливая увесистые тюки в высокий сетчатый прицеп. Потом говорит серьезно, как отрубает: – Возьмем. Не можем не взять. Год – завершающий.

Утром в надежде проследить дальнейший путь хлопковой коробочки с колхозного поля мы были на Бухарском хлопчатобумажном комбинате. В ворота одна за другой въезжали машины с прицепами, сквозь сетчатые борта которых выпирал туго спрессованный хлопок. Был, конечно, здесь и тот, что выпестовали девушки из одиннадцатой комсомольско-молодежной бригады колхоза имени Ахунбабаева. Новые цеха встречали эти белоснежные айсберги шумом, жужжанием тысяч веретен. Превращения хлопковой коробочки были поразительны, а когда мы увидели тысячеверстную дорогу мягкой готовой ткани, бежавшую с веселым постукиванием из зева ткацких станков, цикл, начатый трудной знойной весной на колхозном поле, не замкнулся. Не нужно было напрягать воображение, чтобы представить себе людей, которых согреет и украсит теперь белая пушистая коробочка, воплотившая в себе доброту человеческих рук и силу его разума. Комбинат был продолжением и началом другой жизни.

Нет, мы не успели хорошенько познакомиться с работой молодого текстильного гиганта, рожденного девятой пятилеткой, но здесь, как отблеск близкого будущего, сверкнула нам юбилейная, десятая. Самым популярным словом, которое слышали мы в цехах, в парткоме, в комитете комсомола, было новое для нас, но теперь уже знакомое узбекское слово «сифат» – качество...