Утром жена ему выдала два рубля. Когда он в полдень на вокзале пересчитал то, что осталось, вышло, что осталось рубль семьдесят. Он подошел к вагону и сунул Флюру то, что осталось. Он вдруг сообразил, что ехать Флюру двое с половиной суток, а денег (по глазам видно) у мальчишки нет: дома, конечно, не дали. Так и поехал Флюр в «Артек», зажав в кулаке рубль семьдесят — все, что нашел в своих карманах Маркелыч.

Из «Артека» он писал Маркелычу каждый день. Не потому, что комиссар отряда достал ему бесплатную путевку, не потому, что выбил для него у шефов деньги на билет в оба конца. А просто потому, что Флюр первый раз увидел море, что был он этим морем потрясен, поражен, ошарашен и что не мог не говорить он обо всем этом с Маркелычем.

Когда вошли мы с Федором Маркеловичем Плотниковым в холодное полубарачное строение — резиденцию известного в Уфе отряда под названием «Зеленый патруль», — он взял со стола очередное письмо Флюра. Не распечатав, сунул в карман. Мы торопились. Через сорок минут ему надо было давать урок, а мне хотелось взглянуть на хозяйство отряда.

Об этом отряде я уже слышала. Странный это был отряд. И говорили о нем тоже странно. Вроде бы и хороший он и в то же время плохой. «Не показательный, в общем». Вроде бы и помогают ему всем городом (съездили ребята на экскурсию в Ленинград и Москву, на Черное море съездили), и все равно там что-то не ладится. «Руководителю широты, эрудиции не хватает». «Отряд, который держится на свиньях, разве может он всерьез существовать?»

Странный это был отряд. Когда он только-только начинался, его вполне можно было принять за хорошо сколоченную шайку. И комиссар, когда врывалась эта странная компания на стадион, легко сходил у всех за атамана. Он мог играть с ними в «чеканку» и «пристенок»; он мог свистеть, заложив два пальца в рот; под пиджаком, когда ходил он вместе с ними, проглядывал у комиссара «тельняк».

Он пока не мешал им шуметь. Он знал, что это ненадолго, как ненадолго был весь этот маскарад с тельняшками и кепочками набекрень, в котором очень скоро и впрямь отпала необходимость. Он стал уже для них своим, проверенным.

У меня было мало времени и много вопросов, но основное я, кажется, поняла.

Связь между людьми — вот главная ценность. Есть связь — значит, есть управляемый коллектив. А появиться она, эта связь, может лишь на каком-то общем деле. Они решили вырастить свиней. На вырученные деньги решили путешествовать.

Бумага, карандаш, счеты, арифмометр — неделю велись упорные подсчеты. Плотникову казалось, на таком хозрасчете можно горы своротить. Им удалось выхлопотать вместительный сарай, по сходной цене закупить породистых свинок.

Он чуть не ушел из семьи. Не хотел быть обузой. Свиньи съедали всю его зарплату. Перебивался кое-как. Похудел, почернел, обносился. Весной они все-таки съездили к морю. Всем отрядом съездили. Плотников довел эксперимент до конца.

Я так и не поняла, что стало со свиньями: то ли они еще есть, то ли их уже ликвидировали. Но я поняла, что свинная та эпопея отняла у Маркелыча не один год жизни. И что конечный результат уже почти скончавшегося эксперимента далеко не эквивалентен затраченным на него усилиям. И еще я поняла, что случившееся здесь не случайность, что это скорее закономерность. Что он всегда обречен на провал. Даже если в жертву приносится так называемая личная жизнь. Все очень просто. Человек устал. Устал разрываться между отрядом, семьей и преподаванием биологии. Сработали взаимоисключающие интересы. Результат оказался нулевым.

— Как будто бы как дважды два четыре...

Он водил меня по крутому склону и, тыча пальцем в хилые саженцы, говорил безо всякого энтузиазма:

— Это наш сад. Был весь, — он махнул рукой куда-то в сторону, — да обрезали. Теперь вот клочок.

Рядом с нами ворочался бульдозер. Стройка потеснила, поприжала будущие доходы маленького отряда. Впрочем, Федор Маркелович уже не собирался их считать.

— Жена права. У меня своих трое. Надо возвращаться в семью.

Он не был растерян. Он четко отдавал себе отчет в том, что произошло.

— У нас не было врагов. Никто не ставил нам палки в колеса. Наоборот, все как-то даже пытались помочь...

И вот на грани развала дело, которому не то что верой и правдой — целых три года сердцем своим служил. Он вспомнил вдруг про письмо Флюра. На ходу распечатал, прочел. Лицо стало мягче, теплее. Я подумала, что при любой неудаче остается все-таки вот это. Побочный продукт человеческой деятельности. Связь между людьми, которую, как объяснил мне Маркелыч, считает он самой великой ценностью на земле.

— Вот, — сказал он. — Сегодня, пишет, первый раз купались.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.