Трубка

- Что - то рано мы сегодня подымаемся, - заметил перед отлётом стрелок - радист.

- Я сам не очень понимаю, к чему бы это. - ответил Шаров, вопросительно поглядывая на командира экипажа.

- По местам! - скомандовал Лихов, делая вид, что не слышит Шарова.

Спустя минуту двухмоторный бомбардировщик плавно отделился от земли и нырнул во тьму. Вечер был хмур, и самолёт был невидим в мутной чаще неба.

«Эх, кабы ещё бесшумные моторы изобрести!» - подумал вдруг Шаров, поудобнее устраиваясь на своём штурманском месте, я в то же время с удовольствием прислушался к ровному рокоту моторов.

«Как часы работают», - подумал он, одобрительно кивнув головой. Он любил свою «брюнетку» (так звал он свою тёмной окраски машину) и отзывался о ней всегда одобрительно, как о живом человеке, который делает своё дело ладно и споро и которого вообще не в чём упрекнуть. Лицо его озарилось улыбкой, той особой улыбкой, которую никто, кроме его «брюнетки», никогда не видал.

На этот раз, однако, улыбка долго не продержалась и, едва появившись, тотчас сбежала с его лица: в ровный гул моторов ворвалась режущая слух разноголосица. Опытное ухо Шарова тотчас уловило разнобой в работе моторов.

- В чём дело? - закричал он обеспокоенно в ларингофон. - Почему ты поставил левый винт на малый шаг?!

- Всё в порядке, - ответил спокойный голос Ляхова, - следи за землёй. Представление начинается.

И представление началось, представление, которого Шарову за все свои двести семнадцать вылетов ни разу видеть не приходилось. Он привык к тому, что немцы - встречают его белыми ножами прожекторов и оранжево - бурыми комьями зенитных разрывов, но встреча, оказанная ему немцами на этот раз, поразила его.

Едва они вышли к вражескому аэродрому и развернулись над ним, как внизу зажгли ночной старт. Вслед за тем в воздух взвились посадочные ракеты. Немцы явно приглашали сесть.

- Ну что ж, отблагодарим за приглашение, - проворчал Шаров. - Но убей меня гром, если я хоть что - нибудь во всём этом понимаю!

При свете посадочных ракет чётко вычертились силуэты стоящих на аэродроме машин. Цель была отлично видна, и Шаров, нажав спусковой рычаг, сбросил первые бомбы.

После первого же взрыва старт мгновенно потух, но теперь в немецком освещении не было уже надобности: при следующем заходе лётное поле отлично освещалось вызванным взрывами пожаром. Идя уже обратным курсом, Шаров насчитал восемь пылавших на земле самолётов. В то же мгновение ухо его машинально уловило, что раздражающая разноголосица в работе мотора исчезла. Оба мотора работали равномерно, на одних оборотах.

- Эй ты, фокусник! - окликнул он Лихова. - Что это за шутки?

- Это - моё личное дело, - отозвался Лихов. - И вообще сделай одолжение - помолчи часов до пяти утра.

Шаров засмеялся. Он уже отлично разобрался в фокусах Лихова и едва не приплясывал па месте. Он был горд, горд за своего дружка... Ведь вот, поди ж ты, голован какой! Ведь все и до него знали, что «юнкерс» издаёт в полёте этот характерный, прерывистый звук, а он один до чего додумался! II что же получилось: немцы попалась на удочку Лихова.

Он с нежностью оглядел друга и весь вечер по возвращении домой не отходил от него.

- Ну, как тебе понравился оказанный нам приём? - спросил за ужином Лихов.

- Очень! - воскликнул Шаров. - Всё было сделано превосходно, - он чиркнул спичкой и, раскуривая трубку, спросил: - И как это ты додумался, черт тебя возьми? Как тебе это в голову влезло?