— Так вас еще не било море? Ну, все. Теперь порядок. Моряк.

И помполит Баранов, Василий Никифорович, осуществлял надо мной заботливый контроль. А я подставлял грудь ветру, дышал озоном, соленой пылью и раскачивался на палубе в такт волнам. Я уже почти поверил, что, может быть, в самом деле стал моряком. И вдруг как будто и ветер стал поменьше и волны пореже, а меня потянуло подальше от людей, в каюту, в койку с высоким бортом.

Но я мечтал о кровати — кровати с большими медными шарами, упирающейся четырьмя ножками в плоскую землю. Я думал, что в кровати с шарами умирать как-то приятнее.

А рыбаки работают и в девятибалльный шторм. Если рыба идет хорошо, нужно брать и брать эту рыбу, пока она идет. Команды траулеров и плавбаз борются за звание экипажей коммунистического труда, и эта борьба во многом отлична от той же борьбы на берегу: на фабрике, на заводе или на стройке.

Об этом начинаешь думать, когда просыпаешься под гул ваеров и одна морская болезнь закончилась, а вторая только начинается. Ты начинаешь понимать, что все, кто сейчас суетится там, на палубе, прикованы к морю этой второй морской болезнью. Что болезнь эта уже не отпустит человека всю жизнь и на берегу вдруг возьмет его за глотку такой тоской, кажется, вышел бы в океан на первой попавшейся посудине, подняв вместо паруса собственную рубаху. Вот тогда землю и все сухопутные блага на ней начинаешь любить по-новому — только через море.

Отдать ваера со стопора!

Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет. Он бежит себе в волнах — 800 лошадиных сил, 1 250 тонн водоизмещения, 450 тонн грузоподъемности. Ночи нет, только бело-розовая неровная полоса заката, как зефирные палочки в детстве, на два часа скрывает солнце. Только чайки здесь какие-то серые, будто грелись дымом за трубой нашего траулера; потом я узнал, что это совсем не чайки, что провожали нас в заливе, а самые настоящие буревестники.

Капитан вошел в рубку, мельком взглянул на карту и сказал, что тралим мы сейчас в самом центре Баренцова моря: в 120 милях на норд-вест — остров Надежды, дальше — Западный Шпицберген, и до Мурманска — около пятисот миль. У нас все идет по четкому кругу расписания. Берега словно никогда и не было, словно наш траулер «Чита» поднялся из глубины, стряхнул с себя ил и тину и начал ловить треску.

Вчера мы пересекли 75-ю параллель и пошли дальше, на норд. Первая вахта подняла на борт шесть акул. Акулы, распластавшись, лежали на палубе. Их синие тела колыхались, как студень. И вообще вчера лезли в трал сплошные деликатесы: скаты и акулы. А когда из трала валом валят деликатесы, капитан Иванов начинает говорить о науке девиации и поисковых приборах, которые ни черта не пишут.

— Гайдай! — кричал вчера в рупор третий штурман. — Вырежь акуле гланды, пусть корреспондент подарит знакомой девушке ожерелье.

Я и сам спустился на палубу, опасливо толкнул акулу ногой, переворачивая на спину, и вырезал ножом нижнюю челюсть. Акульи челюсти рыбаки посылают родным и знакомым, и где-нибудь в Молдавии или в Винницкой области совершенно мирно покоится на комоде зубастый дар Баренцова моря.

— Треска идет хорошим ассортиментом, — как бы про себя говорит наш капитан, прохаживаясь по рубке. — Но когда в каждом трале по три-четыре акулы... Много мороки с этим зверьем.

Так и докладывал наш капитан постным голосом на промысловом совете: «Вчера вытянули шесть акул». Но за сутки команда все-таки подняла на борт еще 12 тонн трески того самого хорошего ассортимента.

Промысловый совет утром и вечером слышен во всей средней часта корабля. И через пустынные мили как будто видишь всех капитанов, чувствуешь их настроение, даже характер и темперамент.

— Ал-ло! Ал-ло! Шестьдесят шестой говорит. Подняли мы тут кошелку тонны на две с половиной. Идем на зюйд-вест.

— Сто восемьдесят шестой продолжает спускаться. За три часа траления — полтонны плюс акула. Рыба стала гастрономическая: зубатка, ерши, вплоть до окуня.

Радиоволны со всех траулеров собираются к 177-му и отскакивают от него. А там, в радиорубке, капитан-наставник Аким Григорьевич Михайлов говорит сегодня усталым голосом:

— Ну, обстановка скисла. Плохо помогают наши ученые мужи. Вот говорили, что на Гусинке нет, а там подняли восемь тонн. На Гусинку бежать — сутки туда, сутки обратно — не имеет смысла. И нервы уже на исходе... Но, в общем, мобилизуйте нервы, — спохватывается капитан-наставник.

Море словно сдвинуло в одно место суда, и капитаны будто сидят, стеснившись в одной каюте, и покуривают, и пьют чай, обсуждая свои промысловые дела. А на горизонте ни одного корабля, хоть весь горизонт обшарь биноклем. Наверное, мы забрались выше всех.

Степенно переговариваются капитаны. Из рубки видно, как солнце дробится в антрацитовых волнах за бортом и над палубой колышется пар. Мы тихонько идем курсом норд-норд-вест 337, но кажется, не дойдем до Западного Шпицбергена: рыбы мало, и времени уже мало.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.