Вновь проводишь рукой по красным шероховатым кирпичам старинных стен. Вновь, склонив голову, неторопливо ступаешь по спинкам каменных кругляшей замковых двориков. Вновь, осторожно поднявшись по неширокой деревянной, в черное окрашенной лестнице, поводишь вокруг взглядом.

Глядишь вдаль от замковых стен, на невелички дома, на узкие извилистые улицы, как бы прилепленные к берегам упругих, волнистых озер. Мысли сами собой вытаскивают из потайных закоулков памяти просто необъяснимые ассоциации, далекие воспоминания. Было время, жизнь здесь вперемешку раздавала то громкую славу, то муки на дыбе и бесславную смерть. Здесь бушевали страсти, вдохновившие Адама Мицкевича, Майрониса, Генрика Сенкевича на бессмертные строки. Здесь, в стольном городе Тракай.

Для меня Тракай (ударение здесь, кстати, надо ставить на первой «а», и тогда слышишь, как похоже слово на широкое озеро, обрамленное с одной стороны крутым, а с другой покатым берегом. Вслушайтесь: Трааа – кай!) – город единственный, особый. Как друг, которого ты любишь с самых нежных детских лет.

...Как-то, лет двадцать назад, отец сказал:

– Поедем в Тракай. Я был совсем маленький, но уже знал

строки Майрониса:

Вот замок Тракайский

В дремоте, во мхах,

Столетнею славой окутан;

Его именитых властителей прах

Истлел и покоится тут он.

Не знал я только, какое отношение к тракайской истории может иметь отцовская просьба прихватить с собой кобуру его парабеллума да широкий офицерский ремень. И одно и другое было давно уже и полностью на моем попечении, и как-то не приходило в голову поинтересоваться предвоенной судьбой этих армейских аксессуаров.

Зеленый «Москвич» тихо и совсем незаметно довез нас до тракайских озер – по старой дороге, которой сейчас, пожалуй, пользуются только местные колхозники да молодые автогонщики, чтобы еще раз потренироваться на прохождении поворотов. Уж слишком много их там, крутых и сложных, на старой тракайской дороге. А сегодня, если очень торопишься и автомобиль в порядке, из Вильнюса в Тракай можно добраться за каких-нибудь 20 минут – те же 30 километров пути...

Тогда мы остановили «Москвич» у озера Гальве, немного ниже того здания, где сейчас расположена караимская экспозиция Тракайского музея. И, конечно, как и любой человек, приехавший в Тракай, все вместе отправились к деревянному мостику, ведущему в Тракайский замок.

Но вот в самом замке началось что-то необычное.

Порой и сейчас, когда попадаю в крепость, кажется, что вытянешь руку – и опять в ней ощутишь огромный двуручный меч. Чьи головы он сносил? По чьим шеям плясал, прежде чем и его и его хозяев успокоило время? Быть может, помнит этот меч крепкую хватку русского ратника Смоленских полков, насмерть стоявшего за литовскую и славянскую земли на великом и скорбном поле Грюнвальда? А может быть, и крестоносец – француз, англичанин иль немец, – фанатично прижимая к губам крест, волок у бедра этот тяжеленный меч, свято веря, что, предавая огню и смерти польские, литовские, русские села, он честно зарабатывает себе на потустороннюю жизнь?

А вот в тот погожий весенний день могучий двуручный меч оказался в моих мальчишеских руках. Вокруг – стены увешаны всевозможнейшим средневековым оружием и воинской амуницией. Чего там только не было! И турецкие кривые ятаганы, и палицы, и кованые доспехи, и кольчуги, и буздыганы, и алебарды, и пики, и шестоперы, и конская сбруя, и всевозможнейшие щиты, и копья, и замысловатые, старинные пистолеты, и карликовые, какие-то пигмейские пушчонки... Где уж тут семилетнему мальчишке помнить кобуру отцовского парабеллума и офицерский ремень...

Когда, наконец, уж слишком отяжелело в моих руках древнее оружие, когда я побыл и уланом, браво гарцевавшим на могучем коне по тракайским дворикам, и кирасиром, и даже Робин Гудом, хотя его главное оружие – лук, а не меч, вот тогда я вспомнил, что все равно надо будет идти домой. И, значит, забрать с собой лишь то, что принес. Хвать за кобуру и ремень – да не тут-то было. Молодая, светловолосая женщина, директор музея, уж кончала привязывать к моим «драгоценностям» продолговатые картонные бирочки. Все. Это уже музейные экспонаты.

Уже потом, гораздо позже, я понял, что все случилось именно так, как должно было случиться. Что самая древняя история соединяется с историей недавнего прошлого, переплавляется во время настоящее – время, которое творим мы сами...

С тех пор всегда, когда судьба приводит меня в ..замковый музей, я в первую очередь иду к стенду, где на сукне покоятся спутники моих детских лет. Кобура и ремень. С надписью: «Личные вещи бывшего секретаря Тракайского уездного комитета партии Ш. Шадявичуса». А в комнате рядом – огромный двуручный меч, который, впрочем, уже совсем не кажется мне таким огромным, как некогда.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.