Как сказано о женщине в романе Андрея Платонова. И это не грубо, не бестактно и не устарело. Это вырвалось во времена, когда портрет советской женщины только начинали писать, а теперь он создан. Я смотрю на плакатные круглые колени под легонькой, обязательно ситцевой, юбчонкой, круглые локти полных рук, обнимающих ребенка, рулон ватмана, сноп, я вижу милое и всегда свежее личико, самую малость пустоватое, ровно настолько, насколько может себе позволить быть иногда глупенькой счастливая молодая женщина, когда он рядом — с рулоном, со шлемом космонавта или в очках, когда вечный май и все сбывается

...Приходит ко мне мастер по ремонту электроплит. Он утешает: это ничего, что конфорка лопнула, током вас не убьет, а заменить мне все равно нечем. Потом замечает стену в кухне, выложенную синим кафелем. и хвалит. И спрашивает: на что лепили?

...А вот я выхожу замуж. В загсе нам говорят: что это вам приспичило, не видите, сколько покойников на регистрации. Друг, порывающийся быть свидетелем, уверяет, что сам он депутат Верховного Совета, а мы оба знатные молодые люди. Тогда пусть идут, говорят они, и пусть она не ревет, такая нервная.

Я прихожу в женскую консультацию, а мне говорят...

Ну, ладно. Я приезжаю в родильный дом... (Пропускаю.)

Я приезжаю из роддома. Наутро я стою в подвернутых джинсах с мокрой тряпкой в руке, а другой рукой беру телефонную трубку. Ну что, говорит мне мой любимый начальник, вы уже успели сориентироваться: выходите на работу или же нет? Мне страшно. Я не боюсь потерять работу. Тут другое. И я говорю: да. И тотчас мне привозят на дом работу.

Как хочется быть на высоте, вы не представляете!

Но что я знаю об этом? Что осталось от меня на портрете — только рулон ватмана, только сноп. К счастью, еще малыш, но вот меня вызывают в садик и говорят: ваш сын не умеет маршировать. Он танцует, но маршировать не умеет совершенно, примите меры.

Я открываю иностранный журнал и читаю со словарем вопросы шутливого теста, который определит, какую парфюмерную фирму именно мне следует предпочесть в сезоне восемьдесят четвертого года. (Журнал у меня старый.) Меня спрашивают, не ставят ли меня в тупик и не приводят ли в замешательство внезапные приглашения на уровне «белый галстук». То есть на высоком уровне. Я отвечаю: никогда. В результате мне рекомендуют, хотя и в сезоне 84-го: «Париж» от Сен-Лорана. «О Вив» от Кардена и «Дио-рессанс» от Диора.

Я иду в магазин. Я вижу прилавок. На нем, поднятые повыше, чтобы видать в толпе, склянки, флаконы и тюбики. Я совсем легко проникаю сквозь толпу. Меня просят сначала прочесть плакатик. На нем предложение: гражданка, желающая приобрести товары, вознесенные над головами, должна сдать столько-то килограммов цветных металлов, макулатуры или шерстяных вещей. За каждые десять или двадцать килограммов она получит талон, «дающий право приобрести товаров на сумму 5 рублей»...

В редакцию приходит письмо на мое имя. Девушка пятнадцати лет просит меня понять ее «как женщина женщину» и дать совет. (История простая и грустная, конечно, но надо что-то делать.) Надо ли сразу писать «...в армию на имя его командира, чтоб его заставили приехать и расписаться на мне и дали для этого отпуск, но ведь я же так и не стала беременной»? Она пишет: вы дайте мне совет, а потом я начну действовать. Мол, как-нибудь сама соображу.

Надо бы ответить что-то про женское достоинство, с которым следует переживать и счастье, и несчастье, и любовь, и гибель ее.

Но она же спрашивает: как практически действовать? Она же про любовь ни слова не написала. Что так, девушка? И вдруг я начинаю ее понимать... К черту! Что до любви, то... Нет, подождите, я хочу спросить вас: что вы знаете о нас, наши товарищи?

А ты что знаешь обо мне?

Начнем с простого. Какие духи я предпочитаю в это время года? Пряные? С «зеленой нотой»? Или утром подойдет туалетная вода под названием «Отвага», если я правильно перевела с французского? Какие блузки я бы предпочла носить? Какого цвета? Шелк? Креп? Вообще я люблю одеваться просто? Или же шикарно? Нравится ли мне часто менять обстановку в доме? Занавески, скатерть? И что я хватаюсь за голову при приближении гостей?

На самом ли деле я так уж люблю работать и рассказывать о работе, цитировать похвалы, так тяжело переживаю неудачи?

Где я люблю проводить отпуск? В собственной квартире?! В лесу?! Мечтаю ли я? О чем? Почему же не делюсь с тобой заветным? Кому завидую, что читаю, каково мое мнение о государственном устройстве и последних международных событиях, а если нет, то почему?

И почему вдруг опять разревелась, от пустяка завелась?

Я твой товарищ. Мне это лестно, Мы знаем друг друга всю жизнь. Сколько хорошего произошло в нашей жизни! Мы вместе движемся вперед, а может, надо написать: продираемся. Можно?

В том хорошем смысле, что ничто не дается без труда, иногда изнурительного. Кажется, для этого человек и родится на свет, для труда, — и мужчина, и женщина, его товарищ, только товарищ другого специального устройства, то есть устроенный природой сугубо для счастья... но мы эту природу пересилим. Действуя практически.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.