Тополевая аллея

Недоуменная улыбка всё ещё блуждала на лице Снежко. Если она не могла представить себе Перетятько садоводом, то вообразить его комсомольцем - широкоплечего человека, с изрядной сединой, с хрипотцой в голосе - и вовсе казалось невероятным.

- Да, да, по-комсомольски, - продолжал увлечённый воспоминаниями Перетятько. - Как раз я с Егором и соревновался, кто больше лунок выкопает. Тогда ассигнований ждать не приходилось. Шахты только-только из разрухи поднялись. Ещё и пятилетки не начинались, а мы сразу через пять пятилеток вперёд заглянули, как жить будем: и мы и дети наши. Сговорились, лопаты и кайла на плечи - и день ото дня после работы сюда, на пустыри. Город наш на пустырях зачинался. Так что, Катя, мне сейчас, когда я по Тополевой аллее шагаю, много думок приходит в голову, очень поучительно...

- И асфальтировали сами? - неожиданно приглушённым, мягким голосом спросила Катя. Почему, в самом деле, она никогда раньше не задумывалась над тем, кто вырастил аллею, по которой она ходила что ни день? Не ветром же насажены тополя! Кто-то их поливал, ухаживал, как за малыми детьми, может быть, в злую, бесснежную зиму заботливо укутывал мешковиной, соломенными жгутами.

- Ну, асфальтировали-то позже, в этом и государство помогло. Катя шагнула к Перетятько, бережно и робко, как бы извиняясь, дотронулась до его рукава:

- Тогда... тогда простите, Фёдор Сергеевич, мне теперь всё стало понятным. Я ведь знала, что верный совет у вас найду. Спасибо, не буду больше задерживать, пойду...

- Да погоди, чего ты так разволновалась, стой!... Мы же как следует и не потолковали. О каком совете ты говоришь?

Но Снежко была уже у двери. Распахнула её, шагнула за порог... Ой, кто же это? Чуть ли не лицом к лицу столкнулась с подошедшим к двери человеком. Присмотрелась, узнала. Ну, да, это опять он, тот самый депутат с Восточной, Лаврик. Эге, да у него, оказывается, настойчивости тоже немало! Одной дорожкой с ней идёт.

На лице Лаврика так выразительно отразились удивление и огорчение, что Катя не выдержала, широко улыбнулась. Какой же он смешной!

- Я, кажется, опоздал, товарищ Снежко? - уныло и обескураженно проговорил Лаврик, восприняв эту улыбку как торжество победителя.

- Думаю, что нет, не опоздали, товарищ Лаврик! - не то ободряюще, не то с задорным вызовом воскликнула, рассмеявшись, Катя и посторонилась, уступила дорогу.

Скорей, скорей! Снежко вела электровоз на повышенной скорости. Ощущение быстроты движения радовало и бодрило её. Она не только сознанием, а, кажется, всем своим существом чуяла богатырскую силу, с какой мощный электровоз послушно мчал тяжеловесный угольный состав к стволу.

На одной из разминовок пришлось дожидаться встречной порожняковой партии. Катя подошла к телефону и вызвала диспетчерскую. Голос Снежко диспетчер сразу узнал.

- Где ты, откуда звонишь?

- Прохожу третью разминовку, Пётр Антонович!

- О, да ты сегодня, как «красная стрела»! - довольно воскликнул диспетчер. - А вот знаешь ли, что на пятом участке опять скопилось штук тридцать вагонеток? Успеешь вывезти?

- Постараюсь успеть, Пётр Антонович. Сами понимаете, мне сегодня задержаться и запаздывать никак нельзя. Неделю готовилась к этому дню.

- Знаю, знаю... Катя, а как ты считаешь, приходить и мне?

- Воля ваша. Это затеяли комсомольцы, но и от вашей помощи, понятно, не откажемся.

- Да, штыковая лопата у меня есть. Надо будет потренироваться: не разучился ли? А то скоро огород садить. В общем, жди, - шутливо проговорил диспетчер и повесил трубку.

Катя отцепила на квершлаге партию и направилась на пятый участок. Она любила возить отсюда уголь. Здесь на комбайне работала дружная, ладно сколоченная бригада, которую возглавлял Арсений Чумак. Бригада называла себя комсомольско-молодежной, хотя у её вожака давно посеребрились виски и ещё двадцать лет назад он на соседней шахте - в ту пору действительно будучи комсомольцем - водил врубовку. Но и сейчас коммунисту Чумаку было по душе работать плечо о плечо с недавними фабзавучниками, и надо было слышать, каким шумом полнилась лава в часы его смены!