Подхожу: «Здравствуй. Как тебя зовут?» Он: «Вова...» Я: «Ну, а я Юра». Он хохотнул: шутку, мол, понял. Я еще больше обрадовался: баскетбол не для дураков, будь у человека хоть три метра, но если он дурак, толку из него не выйдет, а мой Вовик шутку понял – уже хорошо, редко бывает, чтобы дурак шутки понимал.

«Хочешь, – спрашиваю, – в баскетбол играть?» «Хочу», – говорит. Я ему объясняю, куда и когда приходить, он обещает и... не приходит. Приезжаю в школу. «Ты почему не пришел!» – спрашиваю. «Приду, Юрий Иванович», – отвечает и опять не приходит. Я опять в школу – его нет, я – к нему домой. Открывает дверь – рука у него перевязана: упал, руку подвернул. Но, чувствую, дело не только в руке. Мать его – они вдвоем живут – говорит, что Вовка, мол, плохо учится. Я ей целую лекцию прочитал о том, как спорт учебе помогает, – убедил.

Потом я еще об одной причине догадался. Высоким проходу не дают: каланча, мол, жердь и всякое такое прочее. Я это по себе знаю: хоккей из-за этого когда-то бросил. Ну, Вовка, видать, и решил: в школе дразнят – тут уж ничего не поделаешь, потому что от школы никуда не денешься, а в секцию, где новых обидчиков, наверное, полным-полно, зачем же идти? В общем, ему, наверное, и хотелось и кололось. Но все-таки я его уговорил.

Классным игроком будет. Сейчас еще так себе. Он без году неделю занимается. Беда вот – ноги хилые... Зато ручищи! Кеды, не нагибаясь, зашнуровывает. «Вова, – говорю, – поднимешь мяч одной рукой?» Когда он первый раз поднял, так свободно и просто, будто теннисный мячик, я от радости чуть не подпрыгнул.

Всякое бывало: и радовал он меня и кровушки попил. Вот он какой номер недавно выкинул. Возвращаюсь из Москвы – я по делам в Москву ездил – и узнаю: сбежал мой Вова. Куда? Почему? Что случилось? Пацаны, чувствую, в курсе дела, но молчат. Не волнуйтесь, говорят, Юрий Иванович, все, мол, в порядке, но о том, что произошло, – ни слова.

Я – в Москву. Около двенадцати ночи заявляюсь к Вове домой. Тут он, товарищ Панасюк, в постели. Я его, раба божьего, с кровати поднимаю. «В чем, – говорю, – дело, что, – спрашиваю, – произошло?»

А произошло, оказывается, вот что. Их отряд дежурил по кухне. Вова не филон, больше других работал, но когда ребята ему сказали, чтобы он еще и ведра таскал, мой Вова в бутылку полез: как же так, он ведь и без того больше других сделал?

Вижу – не прошла обида. Вижу – ждет, что буду его утешать. Нет, думаю, разлюбезный мой Вова, шалишь, не дождешься ты от меня жалости. Не знаю, как бы на моем месте поступил Макаренко, но я на Вову как гаркнул:

«Да ты что! Да как тебе не стыдно нюни распускать! Они маленькие еще, а ты – погляди на себя – какой мужик вымахал! Ты больше всех пахать должен!»

Читаю в Военных глазах удивление, согласие и раскаяние. Он, видать, об этой стороне дела не думал, и приятно ему стало: как же – они маленькие, а он уже взрослый. «Юрий Иванович, – говорит он мне, – извините, неправ я».

С собой я его не забрал: он еще в лагере жаловался, что у него живот побаливает. Но нет его и нет. Не приедет – дня через два опять к нему отправлюсь...

Так закончил свой рассказ Юрий Корнеев. Но правильнее сказать, что не закончил, а прервал, потому что часа через полтора он ко мне подошел с сияющим лицом и протянул конверт.

Я всегда с недоверием отношусь к совпадениям, которыми потчуют меня авторы. Подозревая, что и среди моих читателей сыщутся такие, хочу извиниться перед ними за удобное, что ли, совпадение и дать честное слово, что на самом деле все было именно так, как написано.

Прочитав письмо, я вначале даже хотел вставить его в рассказ Корнеева. Но, убедившись по датам, значившимся на письме и на конверте, что письмо и впрямь пришло именно в тот день, когда я был в лагере, решил ничего не переделывать. В конце концов не виноват же я в том, что Зачастую правда выглядит менее правдоподобно, чем вымысел, и что совпадения случаются не только в плохой литературе, но и в жизни.

Так вот, в конверте было письмо Володи Панаскжа, которое я и привожу полностью, не меняя в нем ни одного слова, ни одной запятой.

«Здравствуйте, Юрий Иванович!

Две недели я пролежал в больнице. Операция оказалась сложней, чем думали. Перед выпиской, врач мне сказал, что можно заниматься спортом через две недели, но на перевязке он заметил, что у меня плохо со швами и сказал, занятия придется отложить примерно на месяц и я не смогу поехать в лагерь. А мне хотелось заниматься, чтобы не отстать от ребят. Юрий Иванович, я постараюсь их догнать. Вова».

...Полтора месяца спустя в лужниковском Дворце спорта начались два баскетбольных турнира. В одном играли команды СССР, Чехословакии и США, в другом – юные баскетболисты четырех районов Москвы. Я вошел в зал в тот самый момент, когда тренер команды Советского района Юрий Корнеев взял тайм-аут. Без труда угадал я в одном из торопившихся к Корнееву парнишек Вову Панасюка: тощий, с длинными руками, был он намного выше четырех своих товарищей.

В одном из турниров победила сборная СССР, цвета которой еще шесть лет назад защищал заслуженный мастер спорта Юрий Корнеев, в другом – команда Советского района.

Напрашивающийся и символичный эпилог, не правда ли?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.