Письмо в редакцию
История у меня такая: общественная работа со школьной скамьи, поступление на производство, комсомол, большая комсомольская нагрузка, штудирование Маркса - Ленина, политтехучеба и ни одной свободной минутки.
От чтения научных, философ - око - публицистических книг - преждевременная старческая серьезность, строгость и требовательность к себе, вечный вопрос: а хорошо ли, прилично ли это комсомольцу? Не мещанство ли это?
Отсюда - подавление силой воли юношеских проявлений. Парень я непьющий, некурящий и, что называется, красивый. Обладая этими ценными качествами, которыми так дорожат девушки, я строго сторонился интимной дружбы с ними. Характерен один эпизод. Однажды ночью я шел с затянувшегося комсомольского собрания в наш рабочий поселок; моей попутчицей была одна комсомолка. Дорогой, неожиданно для меня, полились объяснения в любви и прочем. Это бросило в пот. Я подумал: «Прилично ли это для комсомольца? Не отразится ли на работе?» и ответил:
- Брось, Люсик. Это просто мимолетное настроение, оно не сегодня, так завтра пройдет!
Пожал руку и ушел. Постоянным подавлением чувств я достиг высокой благоразумности, рациональности. Зря ничего не скажу, не сделаю - все с расчетом. По поводу самого незначительного происшествия могу с пафосом излить целый политический трактат о классовой борьбе и т. д. Но куда делся живой темперамент юноши! Я сделался черствым, сухим, скучным человеком, как секретарь партокружкома в «Хлебе» Киршона. Если как - нибудь случайно придется остаться наедине с девушкой, я не знаю, о чем с ней говорить, кроме работы, полит-техучебы и т. д. Мне 20 - й год. Лучшие юношеские годы прошли в усиленной общественной работе, а я ни с одной девушкой интимно не знался, не знаю, что такое женская ласка.
Моя мать (ох, эти «Серенькие, серенькие мамы!») сердечно болеет.
- Миш, зачем красоту - то свою, молодость не используешь, зря теряешь! Далась тебе комсомольская работа и книги! Иссохнешь над ними. Ни в сад погулять, ни на пруд покататься, никуда ты - только за книгами. Посмотри - ка в зеркало - на лбу морщинки, уж постарел. Никто из ребят, кого я знаю, так не работает, и их из комсомола не исключают. А маленький ты был веселый, звонко - смешливый. А теперь? Я не помню, когда уж ты смеялся - вечно серьезный!
Серенькая, серенькая мама, своими многословными акафистами ты мешаешь мне сосредоточиться на книге. Приведенные слова - это какая - нибудь тысячная часть проповеди, которой она наставляет на «путь истинный» своего «заблудшего сына». Но как - никак, в словах много правды! Теперешней своей профессорской серьезности, сухости, черствости и вообще «старости» в своем характере я не рад и сам чувствую и понимаю всю тяжесть таких типов - во взаимоотношениях полов, браке и т. д. С таких типов берут старт классовые враги, изображая социализм обществом всего стандартного, серого, под номерами, страшно скучного как Е. Замятин в контрреволюционном романе «Мы». Как, уважаемые тт. консультанты, исправить такой характер? Каким образом сохранить партийную рациональность, умея в то же время быть эмоционально живым, а не сухим, черствым?
Пишу я в полной уверенности, что таких типов, как я, в комсомоле не единицы, они есть среди руководящих товарищей. Поэтому прошу мое письмо широко обсудить и обстоятельно на него ответить на страницах «Смены». Озаглавить - «О молодых старичках». В такой своеобразной старости некоторых товарищей я виню не только их самих, но и организации, которые игнорируют личный быт своих членов, считают позорным заниматься «такими пустяка ми». Большое внимание печати быту молодежи в настоящее время надо приветствовать и пожелать, чтобы это не осталось кампанией как таковой. С приветом Рабочий механической мастерской Михаил Кирилловский.
Г. Свердловск
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.