Взвизгнула дверца печурки, и железный прут шумно заворочал головешки.
Оба посмотрели в ту сторону.
Зашипела брошенная в огонь березовая чурка.
– ...Кажется, совсем привыкла, а вот... Вы только не думайте, что я расхныкалась по дому и что жить не могу без мороженого. Мне бы только на один день побывать там. Даже на один вечер. Повидать маму, сходить куда-нибудь. И все.
Борис взглянул на часы,
– Неужели вы уже собираетесь уходить? – спросила она с надеждой.
Он кивнул, не задумываясь, и на этом разговор оборвался.
Задребезжал на полу железный прут. Снова взвизгнула дверца печурки. А она, притихшая, чуть склонив набок голову, прислушивалась к заливу. Сейчас он должен заговорить. Громким хрустом торосов напомнить о холоде и о ночи, о трещинах и разводьях. А еще лучше, если б вдруг рванула метель...
Залив молчал.
Молчал Жичин, отодвинувшись от раскаленной печки в самый угол.
Молчал, переобуваясь, Борис.
И тогда, подняв голову, Алла сказала:
– Может быть, это не совсем удобно, но я все же скажу... Могу я вас попросить прогуляться со мной? Совсем ненадолго.
Сунув ногу в стоптанный валенок, Борис потянулся к меховой куртке.
– Нет, нет, – остановила его Алла. – Не надо одеваться. Сейчас же май. И мы пойдем в Сокольники.
– Загорать, – насмешливо добавили из угла.
– Хорошо, мы пойдем в Сокольники, – раздумчиво сказал он.
– Мы встретимся в семь, у того старого дома.
– Да, у того старого дома, – рассеянно согласился он и замолчал.
– Так встречайте же!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из дневника секретаря Октябрьского райкома комсомола г. Москвы