...Родился Иван Крылов в декабре 1861 года в казачьей семье. Отец, фельдшер станицы Елизаветинской, имел медаль за воинскую доблесть, проявленную в боях за освобождение болгар от турецкого ига. Мать вела хозяйство, кое-как сводя концы с концами.

Рисовать Ваня начал очень рано, без всяких учителей и правил. На смоленом каючке заплывал на середину Дона, доставал припасенный лист бумаги, карандаш... И рисовал, рисовал взахлеб. С красками Иван познакомился позже, в новочеркасской Платовской гимназии.

Способности юного Крылова оценил один новочеркасский купец. Он дал совет: ехать в Петербург, в Академию художеств.

Немало справедливо-злого говорено о темноте, буйстве и отсталости русского купечества. Но были среди жадных до денег коммерсантови люди иного замеса и склада — Третьяков, Цветков, Морозов, Солдатен-ков, Ляпин. Как много они сделали для русской школы живописи! Нашлись меценаты и среди прижимистого купечества Войска Донского. Они снарядили Ивана Крылова в дорогу, а затем обеспечили скромной стипендией.

Пейзажной живописи Крылов учился у старых мастеров. Среди студентов бытовала поговорка: «В Академии стены учат». Действительно, импозантное здание на Васильевском острове больше всего напоминало музей.

В семидесятые — восьмидесятые годы прошлого столетия ландшафтным классом Академии художеств руководил передвижник Михаил Константинович Клодт. От него, честного и бескорыстного человека, Крылов воспринял не приемы, а главное, сердцевину художественного метода — реализм, которому не изменял до конца своей долгой творческой жизни, несмотря на все соблазны капризной живописной моды. Вместе с тем в его крупных работах видны следы воздействия «старого академизма» — строгость, подтянутость в рисунке, выверенная композиция, некоторая локальность цветовых пятен — как говорят художники, «дробность цвета».

Академия многое давала. Но и брала многое. Не все выдерживали, даже талантливые ученики подчас были не в силах пройти через жернова академической требовательности. Ушел из академии, отказавшись от выпускного конкурса, земляк Крылова Николай Дубовской — его вольной душе претила чиновничья система руководства искусством, вызывал «грандиозное отвращение» дух рутины, царивший в здании на Васильевском острове. Впрочем, Дубовской успел получить за успехи четыре серебряные медали и впоследствии не отрицал основательности полученной профессиональной подготовки.

Крылов выдержал испытание на прочность и преодолел все трудности академической школы. В 1888 году, после девяти лет упорных занятий, он завоевал три серебряныемедали и звание классного художника. Началась жизнь на вольных, как говорится, хлебах. Но вблизи нива столичного искусства легкой не оказалась. Случайные заработки художника без имени, без протекции, без поддержки какого-нибудь мощного клана плохо кормили только что созданную Крыловым семью. Приходилось брать чертежную работу, заниматься чуть ли не вывесками. Молодая жена шила на заказ.

Несмотря на все усилия, работы начинающего пейзажиста «не шли». Доброжелатели уговорили перебраться в Москву и попытать счастья там — в старой столице и жизнь была подешевле, и не так, как в Петербурге, давила конкуренция со стороны именитых.

И все же успеха настоящего, большого, прорыва в верхний эшелон признанных живописцев не было. Жизнь в Москве, поманив, обернулась теневой стороной. За снятый на окраине города флигель с каждым годом приходилось платить все дороже. А главное — в живописи повеяло новыми ветрами, началась переоценка ценностей, ломка взглядов. Сокрушались кумиры и тут же воздвигались новые. Под ударами идеологов нового творческого объединения «Мир искусства» зашатались такие корифеи, как Репин, Суриков, Васнецов, Поленов; их живопись, по словам критиков, отставала от требований бурного века. Сорокалетний классный мастер Иван Крылов с его реалистическими взглядами оказался в числе «устаревших», но в отличие от своих старших единомышленников, успевших заслужить признание, он не имел прочной материальной основы существования. Вместе с веком стоял он на перепутье...

Пришлось отступать. Родная донская земля должна была дать силы художнику начинать свой путь в искусство сызнова. Крылов переехал на Дон, в Новочеркасск. Как оказалось, уже навсегда.

Природа нижнего Дона, жаркие калмыцкие степи, Азовское море, упругий бег ветра по ковыльному серебряному раздолью — все это художник увидел, принял, понял, прочувствовал будто бы вновь. Появившиеся картины высоко ценила и покупала местная интеллигенция — врачи, адвокаты, учителя, музыканты, артисты. Кое-кто приходил брать уроки рисунка и живописи.

Крылов стал вновь потихоньку выходить с картинами на весенние академические вернисажи; он посылал свои пейзажи на провинциальные выставки, но большого успеха не имел. Однако в мастерстве он продвигался вперед. Его кисть стала свободней, послушней, мазок точней. Он подходил к вершине, к высшему пределу своих творческих возможностей.

Давнишней мечтой Ивана Ивановича была поездка в Париж и в Италию. Своими глазами увидеть шедевры мирового искусства, сосредоточенные в Лувре, войти под своды римского собора святого Петра, постоять перед полотнами знаменитых венецианцев, сделать наброски с кампанилы и соборов Сан-Марко... В среде художников такая поездка считалась почти ритуальной, но необходимая сумма свободных денег собралась лишь к 1910 году. Вояж состоялся и занял более трех месяцев. Ознакомление со старым и новейшим западным искусством расширило кругозор донского художника, но не отразилось на его мировосприятии и художественных принципах. Писать природу такой, как она есть, какой она предстает перед глазами, на этом он стоял и остался стоять до конца. Не без иронии писал Крылов жене из Венеции: «Живу на этом самом канале и кое-что работаю».

...И наступили годы взлета. Перелом обозначился еще до поездки в Европу. Тогда Крылов буквально набрел в степи на счастливый сюжет: козел-вожак будит спящего пастуха, мол, вставай, соня, рабочий день окончен, пора двигаться к дому, стадо уже собрано и ждет. Картина «Пора домой» обошла многие отечественные и зарубежные выставки, была замечена, оценена по достоинству зрителями и жюри, отмечена премиями.

Стремясь развить прорезавшийся наконец серьезный успех, Крылов решил создать «чистый» степной пейзаж, без примеси сюжетной жанровой картины. Главный мотив остался прежним: степь донская, широкая, ковыльная. Но настроение, чувство простора удалось выразить полнее. Вещь получилась цельная, захватывающая; зритель не рассеивал внимания, не отвлекался от пейзажа для осмысления жанровой сценки, как это было в работе «Пора домой».

Картина «Степь ковыльная» принесла Ивану Крылову всероссийскую известность. Понравилась она и европейцам. Донской пейзаж экспонировался в Берлине, Брюсселе и Париже, где был удостоен высшей награды — золотой медали. Шел предвоенный 1913 год. Он принес еще одно памятное событие — состоялась долгожданная, давно выстраданная персональная выставка работ художника и не где-нибудь, а во вновь завоеванной столице, в Санкт-Петербурге.

Публика выставку посещала, но критика особо не баловала, обходила вниманием. Традиционное искусство, опирающееся на академическую выучку, ее интересовало тогда мало, оно лежало вне модных новаций. К тому же творчество Крылова носило ярко выраженный национальный характер, а записные столичные эстеты полагали, что «стоящая» живопись должна обязательно иметь западный привкус.

Начавшиеся войны и революции отодвинули дела искусства на второй план; картины почти перестали продаваться, прекратились заказы на портреты...

Крылову еще предстояло прожить долгие годы. Он продолжал работать до последних дней, но ничего равноценного «Степи ковыльной» создать уже не мог. Его лучшее время осталось позади. А содержание семьи и дома, покупка художественных материалов и все другие статьи расходов остались. Немало времени Иван Иванович потратил на разъезды по городам юга России в поисках заказов на театральные декорации. «Всего написал декораций до 30 тысяч квадратных аршин», — вспоминал Крылов.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.