Ыкилак стоял на носу лодки и, отталкиваясь шестом, вел ее по быстрому течению. Струи неслись, словно сорвавшиеся с цепи собаки, и Ыкилаку приходилось то и дело менять направление лодки. При этом шест больно отдавал в грубые ладони. На поворотах и Наукучу приходилось браться за свой шест.
Через два поворота за мысом Камр-Ах, длинным, похожим на язык, река будто сломалась: струи бились в подводные камни, вскидывались и, круто, падая, словно умирали: за перекатом русло реки глубокое, и течение здесь было спокойное.
Братья пристали к песчаному берегу чуть выше переката и стали наблюдать за рекой. Дождей давно не было, и мыс вытянул свой язык чуть ли не до середины реки.
Прошло какое-то мгновение, и Наукуч воскликнул:
— Вот! Вот! Вот!
Ыкилак взглянул туда, куда показывала рука старшего брата. Между камнями, там, где течение ломалось и бугристо срывалось вниз, что-то мощное стрельнуло под струями, распоров течение на две узкие волны. Это могла быть кета — большая и сильная рыбина. Наукуч с видом победителя глядел на реку — как-никак он первый заметил: кета пришла из моря, уже одолела среднее течение реки. То здесь, то там бились, живые, словно мчащиеся змеи, струи, и тогда длинные бурунчики указывали путь рыбин.
Братья стояли молча, радостно ошеломленные приходом прекрасного времени — времени лова кеты.
Можно было метнуть невод. Но не хотелось метать наугад. Неизвестно: проскочившие между камнями рыбины или от косяка, который остановился перед перекатом, или это сильные гонцы-одиночки, которые первыми идут на нерестилища. Но как определить, скопилась ли рыба у переката? Вечернее солнце разбило реку на мириады перламутровых пестрин, отражалось бликами, которые били в глаза, выжимая слезу. Вода не просматривалась совсем. Какое-то время братья стояли в нерешительности. Конечно, можно было заметнуть наугад — хоть несколько штук, да поймается. Но неводок у братьев новый, еще не был в деле. Он хоть небольшой — в двенадцать махов, но прочный. Отец не пожалел сыромятного ремня из лахтака — отдал на подборы. И хотелось начинать с хорошей добычи. Есть примета: каков первый замет, такова и будет уловистость невода.
Ыкилака осенило — он нашел на берегу высокий тополь и взобрался на него. Сверху толща воды просматривалась, но Ыкилак не увидел привычного темно-серого, сквозь воду, дна реки. Ыкилак какое-то время соображал, с чего это дно реки почернело. Но тут заметил: в сплошной черноте то и дело проскакивали белые продолговатые пятна. Вгляделся — голова закружилась, и Ыкилак инстинктивно обхватил руками и ногами ствол дерева: вся толща воды, сколько хватал глаз, занята спинами рыбин. Рыбины стояли так густо, что задним, чтобы пройти вперед хотя бы на длину своего тела, нужно было с силой растолкать несколько передних. А те разевали большие пасти с загнутыми острыми зубами, давали знать, что без боя они не уступят место.
Ыкилак быстро скатился с дерева, второпях неловко перехватил руку и ободрал себе палец. Но только сунул кровоточащий палец в рот, отсосал кровь и сказал:
— Рыба стоит большим косяком.
Братья сняли летние торбаза, сшитые из скобленой, без шерсти, кожи нерпы, засучили штаны. Осторожно, придерживая лодку за борт, спустили за камни переката. Наукуч взялся за конец невода и оттолкнул лодку. Неводок короткий — при замете он должен захватить ту часть реки, где больше рыбы. А рыба обычно стоит в тайхурах — ямах посредине реки. Ыкилак взмахнул шестом, резко пронзил воду впереди у борта, достал дно, оттолкнулся. Потревоженные рыбины стрельнули во все стороны от лодки. Некоторые выскочили на мели и бились, стремясь снова уйти на глубину.
Ыкилак спешил. Он знал: лишь часть рыбы, в непосредственной близости от которой прошла лодка, ушла вниз по реке. И надо побыстрее закруглить невод и выйти на берег.
Несколько сильных толчков, и лодка завернула к берегу. Невод остался позади, и лить подрагивающие деревянные поплавки указывали место, где он находится. За лодкой упруго тянулся лахтачий ремень.
Братья кое-как подтянули неводок, но притонить не сумели: рыбы попало там много. А сильные рыбины, почуяв неладное, бились изо всех сил — неводок едва держался. Некоторые рыбины в прыжке уходили за поплавки. Надо было что-то предпринять, иначе большая удача обернется бедой: сильные рыбины могли разорвать неводок.
Ыкилак подскочил к старшему брату, подал мокрый, скользкий ремень:
— Держи.
А сам, сбросив одежду, полез в невод. Рыбы словно взбесились. Они били человека хвостами, спинами. Ыкилак шел в глубину, с трудом расталкивая тесную, бьющуюся массу.
Наукуч стоял, раскрыв рот, и соображал, чего хочет аскк — младший брат. И, когда сообразил, невольно воскликнул:
— Ты с ума сошел! Зачем отпускать уже пойманную рыбу!
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С директором Рижского опытного автобусного завода РАФ Ильей Ивановичем Позняксом беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков