Тайна королевского камня

– Конечно, было бы справедливо все это забрать, – как бы думая вслух, произносит полководец. – Но ведь все это принадлежало не Гитлеру, а немецкому народу. А ведь еще в труднейший час войны товарищ Сталин сказал: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Немецкий народ вечен...»

Наш ученый спутник поспешил перевести разговор на другую тему и с повышенным энтузиазмом продолжал рассказ о том, что нам предстояло увидеть. После объединения германских земель в середине прошлого века Кенигштейн – этот грозный форпост на Эльбе – потерял свое военное значение. Его превратили в политическую тюрьму. Туда сажали заключенных, казавшихся кайзерам особенно опасными. Между прочим, здесь некоторое время находился в заточении и русский анархист Михаил Бакунин... Ну, а в эту войну в Кенигштейне Гитлер держал пленных французских генералов.

– Идеальная тюрьма. Практически из нее невозможно было бежать.

– Но ведь один из генералов все-таки бежал, – говорит командующий. Как всегда, он в курсе всех событий, происходящих на вверенном ему фронте. У него блестящая память. Он запоминает и большое и мелочь. В разгар грандиозных наступлений он не только ясно представляет себе, что происходит во всех двенадцати армиях фронта, действующих иногда в разных направлениях. Он может крепко помнить о каком-нибудь особо выдающемся подвиге солдата и рассказать о нем. Вот и здесь, повернувшись к нам, он дополняет рассказ искусствоведа.

– Бежал известный французский генерал Анри Жаро. Махровый реакционер, друг и надежда французских когуляров. Впрочем, «бежал» в данном случае явно не то слово. Гитлеровцы, по-видимому, сами инсценировали этот его побег, чтобы во Франции появилась фигура, которую они могли бы противопоставлять генералу де Голлю.

– Справедливые слова, – спешит присоединиться наш ученый спутник. – Бежать из Кенигштейна, как я уже сказал, невозможно. Вы увидите, что это такое. Недаром саксонские сокровища из так называемой коллекции «Зеленого свода» гитлеровцы хранили в казематах этой крепости. Кстати, вон он и Кенигштейн уже показался.

И в самом деле вдали над Эльбой сквозь зыбкую, студенистую дымку, поднимающуюся с земли, стало видно это чудо природы. Ни. гора, ни скала, ни холм. Даже по-военному высотой не назовешь. Это гигантский вытянутый прямоугольник – камень с совершенно отвесными гранями, который, как казалось, природа положила на зеленый ковер земли, и могучая река как бы почтительно обтекала его с севера.

– Ну, а сокровища, вы установили, что это такое?

– Конечно, это всемирно известная коллекция драгоценных художественных предметов, собранных саксонскими королями. О ней есть во всех энциклопедиях. Ее так и называют – коллекция «Зеленого свода». Это не золото, не серебро, не драгоценные и редкие камни. Это предметы высочайшего искусства, вычеканенные или сделанные из золота, серебра, драгоценных и редких камней. Удивительнейшие произведения. Над ними трудились мастера всего мира. Такое можно видеть разве что в нашем Эрмитаже... Все это было спрятано глубоко в скале, куда вел замурованный впоследствии вход.

– А как ее отыскали?

– О, целая романтическая история. Приключенческий фильм в духе графа Монте-Кристо... В последний день войны наша часть окружила замок. Командир этой части подполковник Штыков, кстати, умнейший офицер, сразу понял, что штурмовать замок бесполезно. В него можно было проникнуть только по одной выбитой в скале дороге, и дорогу эту, заминированную, опутанную проволокой, один толковый пулеметчик мог бы оборонять от наступления целого полка. А от жителей подполковник знал, что в крепости около сотни солдат и офицеров под командованием полковника Хессельмана, офицера старой рейхсверовской школы. Чтобы избежать кровопролитий, Штыков привязал к тесаку белый носовой платок и сам пошел, так сказать, в пасть зверя. Его пропустили. Он предъявил ультиматум о безоговорочной капитуляции. Пока Хессельман со своими офицерами обсуждал ультиматум, Штыков знакомился с крепостью. Из окон одного из зданий до него донеслись голоса, приветственные крики, кто-то там запел «Марсельезу». Ну, мотив, конечно, знакомый. Штыков понял, там французы, и добавил к ультиматуму еще один пункт: немедленно освободить французских военнопленных.

После короткого совещания офицеров гарнизона ультиматум был принят. Гарнизон сложил оружие. Комендант крепости по старинному обычаю торжественно вручил нашему офицеру ключи. Французские военнопленные были освобождены. Отдавая оружие, полковник Хессельман даже заплакал.

– Господа, я старый солдат. Я не боялся и не боюсь смерти. Я много раз видел ее в глаза. Но это моя вторая проигранная война. Вторая и последняя.

Вечером наши бойцы отконвоировали капитулировавший гарнизон вниз, в городок, что лежит у подножия камня и тоже называется Кенигштейн.

– А сокровища?

Кто-то из французских генералов, спасенных нами от возможного расстрела, так как обычно гестаповцы в таких случаях уничтожали пленных, отблагодарил нас. У французов была связь с охранниками из старых служащих. От чих они знали, что где-то в глубине скалы есть подземные казематы, куда по ночам привозили и прятали какие-то ящики. Все это делалось в атмосфере особой тайны. Французы и указали нашему коменданту место, куда эти ящики были спрятаны. Так была найдена знаменитая коллекция «Зеленого свода»...

Между тем машины уже подошли к подножию каменного прямоугольника, к тому месту, где начиналась вырубленная в скале дорога. Предупрежденный заранее комендант, невысокий, коренастый, крепкий, как гриб боровик, человек, встретил командующего у цепного моста. Загорелый, хриплоголосый, с мохнатыми черными бровями, нависающими над маленькими, широко расставленными глазками, он на первый взгляд, пожалуй, произвел впечатление грубоватого солдафона. И его «так точно, товарищ командующий», «никак нет, товарищ командующий», сопровождавшиеся пристукиванием каблуков, как бы утверждали это первое впечатление. Но оно оказалось обманчивым. Это был умный, тонкий человек, хорошо понимавший и особое положение подведомственной ему территории и всяческие сложности, с которыми его, фронтовика, четыре года не вылезавшего из войны, в ее финале столкнула судьба. По альбомам и туристским буклетам он успел хорошо изучить найденные им в казематах коллекции и знал эти произведения искусства даже до того, как их извлекли из ящиков.

Когда он вел нас к лестнице, ведущей в подземные казематы, где уже шла разборка и инвентаризация ценностей, он показал ниши, с которых свисали оборванные провода.

– Позвольте доложить, товарищ командующий. Вот тут у них была заложена взрывчатка. Саперы говорят, взрывчатка страшной силы. Гестаповский офицер при гарнизоне имел приказ все это в критический момент взорвать. Тогда бы все оказалось погребено под скалой. Но этот полковник Хессельман был честным солдатом: капитуляция так капитуляция. Он не дал гестаповцу произвести взрыв. Тот с досады застрелился. А может, они сами пристрелили его... Труп его мы нашли.

Лифт бесшумно опускает нас в тьму и сырь подземелья. Когда он останавливается, мертвый свет карбидных ламп просто-таки вцепляется в глаза, заставляет отвернуться и зажмуриться. Приглядевшись, различаем в полутьме просторную, вырубленную в скале пещеру и в глубине ее у раскрытых ящиков несколько фигур в военном. Перед ними расставлены по полу клады – изящнейшие изделия, мерцающие старинным серебром, золотом, сверкающие драгоценными камнями: вазы, шандалы, затейливые подсвечники, вычеканенная из драгоценных металлов утварь. И приходят на память образы из каких-то древнегерманских легенд: сокровища, сокрытые гномами от глаз людских. Солдаты осторожно извлекают эти сокровища из ящиков, а опытные ювелиры определяют их ценность и инвентаризуют тщательнейшим образом, описывая каждый камешек.