Своя ноша

Получаю однажды отчаянное письмо из Бежецка. Дети женщины, обвиняемой в преступлении, пишут, что их мать не может быть ни в чем виновата. Завтра – суд. Я бегом к прокурору... Наверное, и без моего вмешательства ошибка обнаружилась бы; но после того случая очень много посетителей стало приезжать именно из Бежецка. Видно, та женщина чересчур расписала землякам мое участие в ее судьбе.

Ясно, что человек, всем обеспеченный, на прием к депутату не шел; каждая встреча становилась встречей с людскими бедами, тревогами. Одной из острейших была жилищная проблема. Если сейчас депутата просят помочь получить отдельную квартиру, то двадцать лет назад обстановка была много сложнее.

Депутатский прием не ограничивался рамками отведенных часов. Посудите, как скажешь «приходите завтра» безногому инвалиду войны, обившему пороги многих учреждений и пришедшему с надеждой к своему депутату? Через три часа – начало ночной смены, но мы с секретарем Лидой решаем, что надо успеть зайти к инвалиду, посмотреть, как он живет. Разыскиваем в темноте старый деревянный дом, поднимаемся по лестнице, которая вот-вот развалится. Да, тут и здоровому-то ходить опасно; и с утра я начинаю «выбивать» фронтовику комнату... В основном мне приходилось заниматься делами, связанными с жильем и работой, детскими садами и яслями, но эти с виду обычные житейские дела нередко были очень обострены и становились, без преувеличения, вопросами жизни, здоровья.

Молодому депутату Лиде Тихомировой уже не придется видеть столько человеческого горя, сколько приходилось видеть мне.

За годы работы у меня было больше трехсот учениц. Первая пришла в двадцать девятом году – Людмила Георгиевна Коптяева. В этом году мы провожаем ее на пенсию. Последняя – Лида Тихомирова, у нее вся дорога еще впереди.

Наставничеству меня никто не обучал, и отношения свои с молодыми я старалась строить так, как подсказывало сердце. Ремеслу обучить – это в принципе не так и сложно. В любой профессии есть проверенные приемы, и овладеть ими может каждый. Скажем, если основа натянута туго – отверни пружину; ниточка на полотне обрезана – проверь челнок. Старалась добиться, чтобы девочки мои были внимательны, проще говоря – не глазели по сторонам во время работы. Когда я иду вдоль действующих станков, не замечу и рядом стоящего директора комбината, бывало и такое.

Из трехсот учениц неудачных мне не попадалось. Хотя у каждой, конечно, был свой характер, свои слабые и сильные стороны. Самым трудным было найти верный подход, добиться взаимопонимания, завоевать доверие. Когда у ученика ничего не получается, причины надо искать не в технической, а, если можно так выразиться, в человеческой стороне дела. Есть много пособий, рекомендаций для наставников. Но ничто не заменит главного – чувства ответственности за судьбу подшефного, а не только за усвоение им каких-либо профессиональных приемов. Быть наставником – трудная ноша. Надо научиться во многом себе отказывать: например, пойти в молодежное общежитие, когда хочется в кино; суметь развеселить девушку, когда у самой на душе кошки скребут. Особенно это необходимо, если родители живут далеко, в другом городе.

Я сказала – не было неудачных учениц. Это не значит, что не было трудных, заставлявших изрядно поволноваться за них.

Помню, пропала Люся С. Не вышла на работу в ночную смену. Конечно, бывают всякие обстоятельства, но здесь я почему-то встревожилась, стала расспрашивать девушек – соседок Люси по общежитию. Девочки рассказали: сшила Люся белое платье и сегодня с первой электричкой отправляется в Москву, а там ее будет встречать жених. Какой такой жених? Да вот был проездом один москвич, познакомился с Люсей, звал к себе – жениться, мол, хочет.

Еле дождалась конца смены – и бегом на вокзал. Села в электричку и еду. К кому, зачем, что я смогу сделать? Этого даже не представляла.

В Москве вышла на перрон и вижу вдруг – из соседнего вагона выходит Люся в белом платье. «Как, вы здесь?» – изумилась она. На совещание, отвечаю, приехала, а ты? Что-то невразумительное бормочет.

Ну, что ж, говорю, мне еще рано на совещание, давай вместе посидим. Нашли лавочку, ждем, разговариваем о каких-то пустяках. Не выдержала Люся, рассказала мне все. Конечно, никто ее не встретил. Подождали еще, потом я увезла ее к себе домой. Думала позже: а если б я не села тогда в тот поезд, надеясь неизвестно на что?

А Люся? Она повзрослела, создала хорошую семью, стала опытной ткачихой.

Мои ученицы семидесятых годов гораздо грамотней, культурней, чем мы были в их годы. Собственно, так и должно быть. Я часто бываю в нашем профтехучилище. Оборудовано оно по последнему слову техники, есть разнообразные кружки по интересам; училище дает также среднее образование. У меня же не было возможности учиться в таких условиях. В то же время хорошие условия – своего рода серьезное испытание. Иной человек, привыкая жить «на всем готовом», позже обретает самостоятельность.

Вот были у меня две девочки. Катя Семенова – та и себя полностью обеспечивала и матери регулярно деньги высылала. Другая же не то чтобы помогать родителям, сама до зарплаты еле дотягивала. Частенько займет полтинник на обед – и не отдаст. Стала я приглядываться (что поделаешь, и в денежные дела учеников входить надо) – курит тайком, деньги на сигареты и прочие совсем не обязательные вещи разлетаются. А человек, безалаберный в быту, и в работе таким будет. Если, конечно, вовремя не помочь.

Для меня эталон современной молодой ткачихи, молодого коммуниста – Валя Голубева. Встретились мы впервые в Москве, на праздновании 59-й годовщины революции. Валя узнала, что я живу в той же гостинице, пришла познакомиться. Сидели в номере весь вечер, чай пили, о жизни разговаривали. Попросила тогда Валя: «Можно потрогать вашу «Звездочку»?» Я сказала, что и у нее скоро такая же будет, и, как видите, не ошиблась. Прошло не так уж много времени, и приехала я в Иваново – поздравлять Валю со Звездой Героя Социалистического Труда. Знаю, что до конца 1980 года она решила выполнить три пятилетки. Что ж, это ей по силам.

Из моих учениц трудно выделить самую любимую. Знаете, как для матери – все дети любимые... Пожалуй, все-таки Лида Тихомирова. Подкупает в ней ее самостоятельность, желание все знать и уметь. Золотые руки, одним словом. Перед съездом комсомола поехали вместе в Москву. Журналисты спрашивают: как это вы, Лида, все успеваете? А Лида смеется: у меня в сутках больше часов!

Кстати, Лида первая завоевала приз моего имени. Это комсомольцы комбината несколько лет назад предложили учредить приз имени Сапуновой для лучшего молодого рабочего. Мне, признаться, было неловко. Одно дело – орден, он дается за хорошую работу. Но приз твоего имени... И все же комсомольцы настояли на своем. Вспомнила я своих родителей: могли ли они представить себе, что тысячи молодых ткачих будут соревноваться за приз имени их дочери?! Раз такая честь, то и мне негоже ронять марку. Пятилетку я уже закончила.

Тесная связь у меня с комсомолом комбината. Приглашают ребята меня на свои конференции, зовут на торжественные приемы в рабочий класс, на экскурсии, участвую в субботниках. Однажды летом выехали все вместе за город на выходные дни (заставили тряхнуть стариной!). Жили в палатках, варили обед на костре, выпустили веселую стенгазету, устроили спортивные соревнования, а я вручала призы самым ловким.

Много моих бывших учениц работают сейчас на других комбинатах – от Вышнего Волочка до Ташкента, часто присылают письма. Пишут и совсем незнакомые люди, просят рассказать о комбинате, спрашивают, можно ли приехать к нам на работу. Писем бывает так много, что я, каюсь, не успеваю вовремя отвечать. Когда уезжаю в отпуск, забираю с собой всю пачку писем: пишу ответы. Я не зову всех приезжать к нам, хотя лучше нашего комбината для меня нет; советую – прежде всего оглянитесь вокруг себя, может, ваше место, ваше призвание – рядом, а не за тридевять земель...