Да, много было радостей у Федора в доме. Особенно ей нравилось, когда Федор, уходя на работу, оставлял ей ключи, если она была у него, или, если она была у матери, стучал в окно: «Катя! Катенька! Ключи!» Она чувствовала себя хозяйкой. Но вскоре теплую домашнюю тишину, ожидания Федора с работы сменили растущая отчужденность, ее неуверенность в будущем, неясная тревога в думах о себе и Федоре: кто они, в сущности, друг для друга? Тянулось длинное время, которое нечем заполнить, пришли недовольство собой и долгие, нудные размышления о себе, о том, кто она такая вообще на земле. Все разом!

...Сейчас Фёдор дома. И Кате так хочется подойти, обнять его, но нельзя: он работает! Федор обернулся и проговорил, глядя ей в глаза:

– Катя, Катя! Эти чертовы простои печей... Как бы их снизить, сократить эти чертовы простои? Нужно сжать время при капитальных ремонтах! Да! И еще – улучшить технологию наварки. Ты понимаешь?

Катя не понимала и хлопала глазами, а он все говорил, воодушевляясь, непонятным для нее техническим языком, разъяснял, убеждал, будто сдавал экзамен или хотел сделать из нее инженера-металлурга. О, когда Федор начнет говорить, его не остановишь! Только слушай. Она согласно кивала головой, приговаривая «да, да», словно действительно понимает или хочет понять, а он говорил, говорил серьезно о профилях ванны, об улучшении ухода за сталевыпускными отверстиями, о шлаковом режиме и еще что-то о кислороде и сжатом воздухе, и это для нее было откровением и цыткой одновременно.

Ну разве она виновата, что уродилась такой дурой?! Вот ведь Феденька переживает за свою работу, даже хлопает себя по лбу, вот ведь приехала делегация из Нижнего Тагила и он волнуется, словно он один отвечает за весь металлургический комбинат и за весь город...

Он тут же рассердился и даже накричал на нее: не нашлось, видите ли, под рукой пятого номера журнала «Металлург»! Да, конечно, она виновата, записала на нем номер телефона подружки и куда-то сунула... Да, конечно, она больше не будет прикасаться к его бумагам на столе. Журнал нашли. Дождалась – погладил по голове. «Хоть обними, поцелуй, ведь я же твоя Катя!»

Слезы выступили на глазах. Но он их не заметил. Он сел думать.

Он стал другим, раздражительным. Или он устает на работе, в своем мартеновском цехе. Там ведь горячие печи и, наверное, очень жарко. Целыми днями он там, а вечером только поужинает – и сразу или за чертежи, или читает. «Со мной и не поговорит как следует, как раньше...»

Кате стало обидно от этой мысли, тревожно от какого-то предчувствия неизбежного разрыва, разлуки, конца. А она ведь еще любит Федора. Он сам, навзрыде, ей скажет: мол, иди, откуда пришла, ты мне надоела, ты мешаешь мне.

А может быть, не скажет, не прогонит, ведь нельзя же вот так просто выбросить человека из жизни, из сердца, человека, которого любили, но который, в сущности, ничего на свете не умеет, а только любить и мечтать, который беспомощен и никому не нужен...

А ведь и она для чего-то родилась?

Вот ведь для чего-то рождаются люди, для чего-то приходят в этот мир.

Это «что-то» для нее было пока туманным, необъяснимым, где-то в будущем.

Вот Федору все понятно, и «что-то» у него уже есть в жизни. Он работает, ночами не спит, любит свой завод, отдает себя работе и другим. А она? А она ему нужна. Всю себя ему отдает, а он – другим. Да, конечно, утешение слабое. Если бы он ее очень-очень любил, тогда другое дело!

Однажды сказала Федору, доверила как тайну: «Знаешь, Федя, я как будто родилась для тебя». Он удивленно вскинул брови, усмехнулся. «Да, да, конечно, для тебя! Вот подожди, ведь не может моя жизнь пройти просто так, чтобы я ничего не оставила в ней людям. Детей нарожаю. Актрисой буду, ведь я красивая... Или петь буду, учиться пойду в консерваторию, ведь у меня голос есть...» Он тогда обидел ее, усмехнувшись, вздохнув, сказал равнодушно: «Спи!» Наверное, ничего не понял или не хотел помечтать вместе с нею.

Спи, И все. Мол, завтра рано вставать, тебе хорошо мечтать, а мне на работу...

...Вот и сейчас ему нет до нее дела. Сидит за столом, голова чуть не под лампой, уткнулся в журнал. Она тоже – в газету. Вот открыли Дворец бракосочетания. И почему это тут же в газета сообщают о разводах? Как о смерти, только без траурных рамок. Очень много разводов. А вот у них с Федором даже и развода не будет. Не записаны. Просто живут без свадьбы.

Катя отложила газету, рассеянно посмотрела по стенам. На вышитом коврике, который она принесла из дому, олень, встав на камень, все тянулся к веткам, чтобы ущипнуть листьев. Пушкин на гипсовом круглом барельефе сердито смотрел в сторону Федора, и казалось, он вот-вот заговорит громко и стихами.

Катя закрыла глаза: «Чужая я ему, чужая». В полудремоте почувствовала щекой горячее дыхание и осторожное прикосновение губ.

– Ложись спать. Это Федор говорит.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.